И давно он в тебя влюблён?
Кто? Ваш директор? Да одновременно с твоим папой за мной ухаживали, знаешь. Но твой папа сердечнее был, добрее.
Мамино лицо опять помрачнело. Она разглядывала яркие киоски, голубей, сновавших на остановках, старые деревья и немногочисленных в это время прохожих, но мысли её явно были не с картинами за окном.
Удивительно, наконец сказала она. Когда меня нашли тогда, весь город радовался, что я не погибла!
Мам, не надо.
Все же знали про этого маньяка, и твой папа тогда очень помог, а всё же вот ходят, критикуют, наглости хватает намекать
Может, потому и критикуют, мам.
Она обернулась ко мне.
Не говори так. И вообще, двигай задом. Нам сейчас выходить.
Только сейчас я заметил, что за окнами начинается ограда знакомого кладбища.
Мама точно была немного пьяна. Когда автобус остановился в полуметре от остановки, и прямо под ногами открылась широкая лужа, мама прыгнула и, приземлившись, упала.
Я перешёл лужу вброд. Совсем была мелководная.
Мама сидела в своё шикарном красном платье прямо на асфальте и, охая, трогала левую лодыжку.
Болит? спросил я.
Потянула. Дура, сердито ответила она. Теперь точно всё накрылось!
Я помог маме встать. Она попыталась идти сама и чуть не упала снова, тогда я подставил плечо и мы захромали к дому вместе: идти-то было три минуты.
Олешек, так и не спросишь меня, что это за хахаль?
А смысл? Потом придёт другой. И мне опять придётся привыкать.
Вот ещё! Ай! мама случайно встала на левую ногу, задохнулась и закашлялась. Мы остановились. И кх ты туда кх же! Думаешь, что я ветреная и несерьезная, да?
Нет.
Нет, признайся честно, думаешь! мама сердито запрыгала вперёд, и я потащился за ней. Боже, даже сын думает, что я ветреная! Что за жизнь-то такая, ещё эти туфли, выкину их дома прямо вот из окна она остановилась и стащила туфли с ног. Сделала движение, будто собиралась кинуть за ограду кладбища, но в последний момент опомнилась. Пошли.
По папе скучаешь. Вот и боишься.
Ничего я не боюсь! За собой следи вообще. Тебе девочка нравится, а ты как дурак, даже телефон не возьмешь
Мам
вокруг ходишь и ходишь, а надо вот так хвать! мама показала свободной рукой «хвать». Ключи далеко?
Побыстрее запустил её в дом, пока не начала троллить.
Мы дождались лифт и вошли в квартиру. Я помог маме дойти до её спальни, и она, как была в боевом прикиде, так и упала на кровать лицом вниз.
Есть будешь? спросил я, проходя на кухню.
Угу.
В холодильнике, конечно, было пусто, не считая недоеденного мамой завтрака и двух луковиц с тремя лимонами. Я полез в шкафчик, но и там вместо ожидаемых мной макарон или хотя бы гречки лежали несколько маленьких плоских пачек. Я взял одну в руки и прочитал надпись.
Мам! Что в буфете делает попкорн? И где гречка?
Это на чёрный день! и, подумав, мама добавила: То есть сейчас!
Я поставил чайник, разогрел в микроволновке утреннюю яичницу. Затем, сверяясь с инструкцией, открыл обёртку, а шуршащий бумажный пакет поместил в микроволновку картинкой вверх и включил на полную мощность. Раздался треск орудий, и мама что-то закричала из комнаты, но я наблюдал, как раздувается и вертится бумажный пакет, подсвеченный замогильным жёлтым светом. Чуть про чайник не забыл.
Когда микроволновка тренькнула, я осторожно достал растолстевший пакет, высыпал его содержимое в маленькую кастрюлю и отнёс вместе с чаем и яичницей маме. Она уже успела переодеться в домашнее платье валялось в углу и, сложив руки на животе и болтая здоровой ногой, смотрела в телевизор. Судя по рожам на экране, это были старинные «Друзья».
Я поставил обед перед ней.
Спасибо, сынок, она поглядела на запястье, а ты ещё успеешь на работу!
Я поднял брови.
Тебе надо в больницу.
И что? Поем и вызову себе скорую, невозмутимо произнесла мама. Скажу, в ванной упала! Пусть отрабатывают налоги, которые я им плачу.
Пообещай.
Мама закашлялась и сквозь глотки воздуха выдавила:
Вот кх, кх нудный! Ну кх-кх-хорошо хочешь, позвони через пару часов!.. наконец кашель прошёл, и она закончила: И вообще, уже без десяти.
Поколебавшись, я схватил у неё горсть попкорна и, жуя на ходу, побежал на работу.
На кладбище.