.. - Обоснуй, не замечая подвоха, начал было развивать мысль, а вор помог ему дорулиться, якобы добродушно покивав:
- Один мой знакомый квартальный посадил как-то жану на пятнадцать суток за мордобой посуды в местах приема пищи. И изрек: "Жакон есть жакон!" Мудрый человек! Опорный пункт власти блатные, крестясь, обходили...
- Вот и я про то же... - Обрадовался Обоснуй и прям-таки полез в яму, в два удара выкопанную ему вором. - Заранее если бы поддержку нашли у...
Свалиться в яму окончательно Варшава ему не Дал, звонко перебив:
- Библия не нами писана! Коммунары, которые на маленькую букву "бе" - видал, как за свою идею в харю целются?! Дорога на Воркуту впритык костями троцкистов-утопистов застлана! И потому власть их - как кол в мерзлом грунте - не расшатаешь! А тут каждный фраер на вора кожу морщить будет! Сначала с цветными все "по делу" договариваются, а потом? Нишкни от греха!
- Да что ты, что ты? Я и права не имею... - мигом отшатнулся от него к тут же отвернувшимся пацанам Обоснуй.
- С чего начинается биография вора? - утратив интерес к Обосную, Варшава обвел глазами всех, но остановился на Гоге.
- С малолетки сидеть, в армии не служить и... и... - Гога начал чеканить, словно молодой рядовой, но запнулся и завертел головой, ища поддержки. Взгляд его упал на Обоснуя, но тот только ниже опустил голову. Гога перестал дышать.
Варшава насупился, но потеплел и, сбивая накал, сказал серьезно, давя морщинами улыбку:
- И под хвост не баловаться...
Компания хрустко, навзрыд заржала, а вор, прячась в общем смехе, снова перевел погрустневший взгляд на неуверенно улыбавшегося беленького десятилетнего паренька, мало что понявшего в случившемся на его глазах уроке словесного фехтования.
"А еще - не иметь семьи: ни жены, ни детей", - эту мысль Варшава озвучивать не стал - уж больно невпопад сердце екнуло.
Под угасавший уже смех очень вовремя нарисовался Докука с "беленькой" за пазухой - пацан обернулся мигом и сдержанно гордился тем, что даже не запыхался.
Бутылку опрокинули быстро - по кругу от старшинства. Докуке и Гоге досталось лизнуть, а младшего, сероглазого Варшава и вовсе предостерег:
- Погоди, малой, тебе еще рано. Ежели начнешь не в свое время - баловство будет не в радость, а в слабость. Успеешь.
Сероглазый улыбнулся в ответ и не подумал усомниться в справедливости сказанного.
Какой кураж без лирики? Одной рукой Обоснуй извлек из-за скамейки видавшую виды гитару и ударил по струнам, не глядя на вора, но обращаясь явно к нему. Пытаясь зализать свой давешний промах, парень явно не сек, что Варшава инцидент уже "проехал":
Вот раньше жизнь!
И вверх и вниз
Идешь без конвоиров,
Покуришь план,
Идешь на бан
И щиплешь пассажиров.
А на разбой
Берешь с собой
Надежную шалаву,
Потом за грудь
Кого-нибудь
И делаешь Варшаву...
Вор, словно не услышав песню, вдруг придвинулся к самому маленькому - к тому самому сероглазоединственному, и провел жесткой рукой по светлым волосам. Мальчишка задохнулся от счастья, и в глазах его вот-вот - но все же не появились слезы от радости соприкосновения со своим героем.
А Варшава, разглядывая его лицо, вдруг заговорил совсем уж непонятно:
- Ишь - взгляд-то не рабский... И мать твоя - не тетка, а барышня. Потом поймешь, в чем разница... Каково сладишь с жизнью? И чего больше соберешь - ошибок или попыток?
В окружении ворохнулся было смешок, но вор передернул бровями, как затвором, и смешок умер. Никто ни в чем не разобрался, но лица скроили понимающие - от греха подальше, и, к чертовой матери, зауважали все наперед.
(Много времени спустя подросший мальчишка увидит у артиста Глебова, сыгравшего в фильме "Тихий Дон" Мелехова, похожий залом брови.