В двадцать лет только обрадовалась - полоумный Николаев попал-таки в плебейский затылок "нашего Мироныча"!
А-а-а - не долго... У них не поухмыляешься!
Кажется, навечно в Кокчетавской области, пгт.Кзылту. Доросла до учительницы младших классов.
- Молоденькие казахи, почему надо обожать старого грузина?
Дико.
"КОКЧЕТАВПГТКЗЫЛТУ" - оно! Козлячье комиссарское арго. ----------------------------------------------------------------
* * *
- Господа офицеры гуляют? - светски поинтересовалась Дарья Ивановна. Артем молча кивнул, стесняясь, но совсем чуть-чуть.
- Ну что же, - старушка поправила очки. - Тогда будем пить чай. Полагаю, что это надолго.
Дарья Ивановна была человеком опытным, на жизнь смотрела трезво-философски и ошибалась редко. Не ошиблась она и в этот раз: "господа офицеры" еще раз сбегали, потом добили соседскую наливку, потом добрались до спиртовой заначки, которую не стали бодяжить водой. Ближе к ночи к ним за стол воткнулся еще один сосед - Пал Палыч, мудрый каторжанин, трудившийся последние восемь лет водителем трамвая, потерявший в свое время в тайге все зубы, но не жизненную энергию. Прозвище Пал Палыча - Рафинад хорошо сочеталось со вставными железными зубами. Когда через некоторое время Пал Палыч побрел в туалет, то из одежды на нем были только застиранные "в ноль" синие треники и новенький капитанский китель Токарева. Два мента и бывший зэк долго еще что-то азартно бубнили друг другу, а закончилось все лирично-разудалым хоровым пением: "Па-а тундре, па-а железной дороге, где мчит курьерский "Ва-арр-ркута - Ленинград"!
К этому времени на кухню вышел еще один жилец коммуналки начинающий профсоюзный работник товарищ Смоленков. Он возмущенно сопел, кривил губы, однако громко высказываться не решался - в прошлый раз уже высказался, ох и не под настроение попал...
Дарья Ивановна, видя его переживания, попыталась успокоить вслух (скорее себя, чем соседское невысказанное возмущение):
- Потерпи, партия и правительство, скоро уже угомонятся, по тексту определяю.
К финалу Богуславский, выходя из туалета, вышиб дверь вместе с защелкой, сам понял, что перебор, тут же обнял старушку и начал подлизываться:
- Елки-моталки, Дарья Ванна, не серчай, я с премиальных весь твой оконный укроп скуплю... А?..
- Позволю заметить Вашему Высокоблагородию, что Ваше Высокоблагородие несколько пьяны-с, - строго, по-учительски отрезала Панаева, но тут же, помягчав, добавила: - Завтра очухаетесь - гриб между окнами... Буденовцы...
- Имперский сыск! Не! Похмеляется! - рявкнул, как на баррикаде, Богуславский и нагнулся над раковиной, завертев в обе стороны медный краник. Холодная вода полилась ему на голову, он фыркал, как тюлень, и головой расшвыривал брызги по всей кухне. Освежающая процедура родила очередные ассоциации, и Андрей Дмитриевич затянул, не вынимая голову из-под крепкой струи:
- "Дождь нам капа-ал на рыла! И на дуло нага-ана!.."
Смоленков не выдержал наконец, по-дуэлянтски шагнул вперед левой ногой, взгорбил грудную клетку и пискнул:
- Товарищ Богуславский! Оправьтесь, вы же майор...
Богуславский затих. Секунды на две - столько понадобилось, чтобы завернуть кран.
- Перхоть штабная, - ласково сказал Андрей Дмитриевич и вдруг, растопырив жульмански пальцы и ссутулившись, попер на соседа: - "му-усора окружили - Руки в гору! - крича-ат..."
Смоленков мгновенно забился в расщелину между шкафчиками, зачем-то схватив полотенце и инстинктивно им загораживаясь:
- Дарья Ивановна, ну вы-то хоть скажите... ему!
Панаева презрительно сморщила носик. Ее социально далекие глаза не выражали никакого сочувствия к репрессируемой партийно-хозяйственной номенклатуре. Травлю и глумление пресек вовремя появившийся Токарев-старший.