58-10 (за язык), осужден на 6 лет и отправлен в колонию.
Восемь месяцев и двадцать четыре дня провел за решеткой. Из них почти семь шел этапом в Нагаево и обратно - удивительно, но разобрались, извинились, реабилитировали, восстановили.
...на бесконечных пересылках и в трюмах, чуть ли не участвовал в сучьей войне... иногда думалось - легче вновь от Луги до Кенигсберга, чем...
...В 1952 окончил университет, попросился в, НКВД. Снова, к моему изумлению, приняли на должность оперуполномоченного Куйбышевского райотдела. Еще силен был закал фронтовика, думал: многое могу исправить...
...В 1954 перевелся в уголовный розыск... ----------------------------------------------------------------
* * *
Артем хмыкнул:
- А я и так - если научусь половине вашего - генералом буду. Как Черняховский. Он же генерал?
- Кто? - удивился вместо того, чтобы закусить, Богуславский.
- Видишь ли, сын, - Токарев-старший также проигнорировал закуску и сильно втянул в себя воздух ноздрями. - Работенка наша и вышитые звезды - вещи почему-то не очень совместимые.
- Генералом?! - дошло наконец и до Андрея Дмитриевича, моментально осерчавшего. - Ты, эта, помочь, винти на территорию, там раздуга-дуга.
Выпили еще, успокаиваясь.
Токарев-старший закинул руки за голову, блаженно прищурился в потолок, будто вспоминал что-то очень приятное:
- Нет, даже жаль, что Варшава в лагерях. Куражу стало не хватать... И угорел ведь по-человечьи... Помнишь, как он мне тогда в Гостином коленом промеж ног?.. Убил бы тогда... У тебя из куртки выпорхнул и у нас же упер ее через пару дней из отдела... Вот ведь... Черт - жулье вагонное!
- Пап, да ты ведь им восхищаешься?! - подал голос из кресла затихший было Артем.
Богуславский нашелся раньше Токарева и по-профессорски отрезал:
- Своего героя надо любить, голубчик.
Артем хмыкнул со всезнанием молодости:
- Кто герой? Варшава-то?
Андрей Дмитриевич покрутил головой:
- Да не он герой... А жулик для сыщика должен быть героем, чукча! Не будешь его любить - как повадки узнаешь, как брать будешь, как доказывать - без нахаловки? Э-эх, что говорить...
- Да ладно, - инстинктивно встал на защиту сына Василий Павлович. - Ему четырнадцать - тебе нет, дотумкает.
- Дотумкает? Тогда переводи ему: ворвался законный вор в барак и семь сук топором зарубил! Давай!
- Вас, блатных, не поймешь! - Артем соскочил с кресла, радуясь, что понемногу начинает говорить на этом странном и таком красивом языке избранных, что уже чувствует уместность и органичность фраз, их внутренний смысл. Артем вышел в коридор, неплотно прикрыл за собой дверь. Из комнаты доносились обрывки былинных разговоров: "...корки... барабан... яма... по низу...". Подслушав, было трудно понять, о чем спорят эти два красивых человека.
На кухне его встретила старушка-соседка - Дарья Ивановна Панаева, про которую говорили, что она "еще из бывших". Как-то раз Артем заглянул к ней в гости в комнату, и пока Дарь-Ванна уходила на кухню ставить чайник - успел прочитать страничку в старой тетрадке, лежавшей открытой на столе. Артем почти ничего не понял, но с тех пор почему-то слегка побаивался старушку. Токарев-старший и Богуславский считали ее "сурьезным человеком".
* * * ----------------------------------------------------------------
"Из записной книжки Панаевой.
У русских точно по несколько жизней, раз они так легко ее отдают за царство нескольких сотен мерзавцев. Может, не у русских, но у советских? Все же у русских - куда денешь девятьсот пятый, оба семнадцатых.
14 декабря, 1941 год - я на год старше. Вокруг головы злющий нимб.
131 год назад на Сенатской ожиревшим от безделья не удалось разворовать империю.
Вошла в мир, когда уже миллионы нравственно самых здоровых мужиков резали друг дружку во имя процветания кафешантанов в трех-четырех столицах.