Я вскочил из-за стола, боги вернули мне силу супергероя. Но на самом деле, я испугался того, что даже не помню цвет своей кожи. Зачем только я вскакивал, непонятно. Можно было просто глянуть на руки.
Хоть бы я оказался в реальности, где кожа вообще не нужна. Или в мире, где кожа нейтральных цветов. Бормотал я себе под нос, придумывая любую ерунду, только бы не смотреть на свою кожу. И что здесь страшного? Хотя в том состоянии, в котором я находился, ужасало все.
Наконец, я вспомнил одну истину, которую мне говорила мама в детстве: «Сынок, ты сильный!» И я посмотрел.
Фу, слава богу! Выплеснул я из себя облегчение, когда глаза все-таки впились в кожу. Я белый! Ну, или желтый. А возможно, и фиолетовый.
И это была правда, мое жалкое состояние распространялось, не только на вонь изо рта, боль в голове, похмельную амнезию, и убитую одежду, но и на цвет кожи.
Хотя, мелькнуло во мне, было бы неплохо быть негром. Сейчас бы ходил, весь такой, с черным бананом до песка, и боронил бы пляж.
Даже в состоянии полусмерти, я не мог отказаться от пошлости в своей голове, которая с юношеских лет с момента, когда я начал прикасаться к корнишончику, пропитывала мой разум, да и не только.
Я схватил палку, и как пацан недоумок, забыв о похмелье, стал носиться по пляжу, болтая мертвым куском ветки между ног.
Я негр пахарь! Кричал я радостно, носясь, и запинаясь.
Потом я понял, что перегрелся, и мне плохо. А это обычно случается, когда мозги начинают понимать, что им надоело. Я шлепнулся на песок, изображая смерть. Но не позабыв, при этом, молниеносно убрать веточку, на которую могла приземлиться моя башка.
Надо искупаться, подумал я.
Я полежал еще немного.
Необходимо смыть с себя грязь. Шептал я.
Тело не двигалось.
Ну пожалуйста! Уговаривал я себя.
Не хочу. Отозвался какой-то пискля, внезапно появившийся во мне.
Я буду тебя любить и оберегать! Искупайся. Шел я в нежное наступление.
Да, да. Отвечал другой, видимо недотрога. Знаю я твое «оберегать». Не зря мы тут валяемся, в полном беспамятстве.
Ну я прошу тебя.
Нет.
Ну мой бог, пожалуйста!
Отстань бомжара.
Эта поэма двух сумасшедших, исходящая из меня одного, продолжалась еще очень долго. Я то пищал, то скрипел, хрипел и вопил. И все для того, чтобы разделять голоса разных личностей. Да, именно, личностей. Там по сценарию, подвалило еще много таких же дураков, которые пытались уговорить искупаться. А я, что самый капризный, всячески отказывался, указывая на странные недостатки этой толпы. И все, из-за того, что мне лень было ползти в море. Хотя оно было в двух шагах. Но я так набегался, что камень, который впился мне в середину задницы, вовсе мне не мешал. А еще больше, мне страшно не хотелось купаться в соленой воде.
И вот я драный, рваный, помятый, и бог знает, какой еще, лежал на берегу моря, и спорил сам с собой, на тему моей чистоплотности.
Взяв себя в руки, я все-таки пополз в сторону воды. Волоча при этом носками ботинок по песку, строго перпендикулярно, как плуг.
Я не учел только одного. Что моя голова первая залезет в воду, при таком передвижении.
Ну что за болван, возмутился я, когда вытащил голову из воды, изрядно нахлебавшись.
Не было точной памяти, которая бы мне поведала. Откуда во мне сидел этот клоунский дар. Но явно было одно, я жив, здоров, и мой нестандартный склад ума помогает мне двигаться дальше, а не стонать у моря, о том, как же мне не повезло.
Я искупался, в свойственной мне манере. Вышел на берег, и прилег.
Тьфу ты, блин! Сказал я просто так, не разгоняя тему, что я помылся и снова лег на грязный песок.
Я лежал и вспоминал, кто же я все-таки такой. Представляя себе, что разговариваю с аудиторией, схожей с читательской. Некий психологический ход для восстановления моей истории. Ведь вместе легче!
Моя память выкинула меня в самое начало, когда мои прыщи были больше писюна.
Тогда я еще не знал, что совершенно не отличаюсь ни от одного человека на земле. Просто я делал глупостей больше, чем остальные. И не скрывал себя истинного в маленькой коробочке, под названием квартира.
Привет соня! Сказала мама, открывая занавески. Будто эта прозрачная тюль убивала солнце.
Я не отвечал, но глаза были открыты. Я давно не спал, просто я не знал, что делать со своим стояком, который разрезал одеяло на две половины. Я уже был готов усмирить этот вулкан похоти, но тут в комнату вошла она. Та, что всегда появляется в самый ненужный момент. Нет, я не спорю, когда она меня зачала, она вовремя появилась, в самом нужном месте. Но во все остальное время, всей моей юности, она будто выпрыгивала из-за угла.