Потряхивая ее на весу, он продолжил:
– Наукообразная ахинея – изощренный способ гипноза, оправдание авторского безумия, попытка выдать за норму патологию и – вопреки христианскому учению! – узаконить то, что относится к области греха и грязи.
– Никогда не думала, что вы, профессор, столь набожны, – устало бросила Зинаида Львовна.
– Да не набожен я, не набожен! – вскричал профессор и с досадой швырнул книгу на стол. – Я говорю о простых и нормальных вещах. Мыслящее создание, каковым и является человек, обязано отделять белое от черного. Так я и знал, что царские дороги в бессознательное окажутся порядочной пакостью.
– Но не торопитесь ли вы, господин профессор, делать окончательные выводы? Профессионалы и специалисты утверждают, что господин Фрейд выяснил строение души. Разве это не открытие? Это строение молено сравнить с домом. Сознание – мезонин, подсознание – комнаты, бессознательное – подвал.
– Чушь, – еще больше разъярился профессор, – господин Фрейд утверждает, что нашей жизнью правит подвал! То есть животные инстинкты и низменные побуждения! Я, конечно, не специалист в области психоанализа, но и мне кое-что известно о строении души. Еще Пифагор и Платон указывали на ее многослойность. Пифагор, как мне помнится, делил душу на ум, рассудок и страсть. Платон – на разум, вожделение и безрассудно-яростное начало. Что нового сказал Фрейд? Ничего! Кроме гадости, немыслимой в античное время, – что духовным миром человека правит его темный грязный подвал! Думаю, эта базовая посылка приведет к созданию омерзительного искусства. Дамы подавленно молчали.
– Хорошо, что молодежи здесь нет. А мы люди взрослые и можем разговаривать на трудные темы. Вот вы, Зинаида Львовна, скажите – вам снились волки? – спросил Николай Николаевич.
– Снились, конечно, в детстве – часто, – смущенно созналась Зизи, чувствуя нехорошее продолжение допроса.
– И что – как бы выразиться-то поприличнее? Извините... Может быть, вам хотелось кого-нибудь загрызть? Или эти самые волки являются ээээ.., указанием.., ну на.., это... На то, что вы любили вашего отца.., ну не как отца?.. – Профессор от накатившего раздражения и непривычно деликатной темы задыхался.
– Я и отца-то не помню, – пожала плечами Зизи, – он погиб еще в моем младенчестве.
– Вот-вот! – продолжил яростно профессор. – И мне снились волки! Однако я не бросался перегрызать людям глотку – в прямом смысле по-волчьи упиваться кровью. А господин Фрейд, смотрю, здесь описывает некоего украинского дворянина, которого лечит именно от людоедства. Именно людоедство успокаивает фрейдовского пациента, ему, видите ли, после этого не снятся кровожадные сны. То есть господин Фрейд намекает нам, что надо позволять себе реализовывать животные желания – в данном случае явно параноидально-шизофренические. Волки, крючки, цифры – все направлено на то, чтобы утвердить изначальную порочность человека. Порочность как норму. Но меня это возмущает! Никакая книга – хотя бы и научного авторитета – не убедит меня, что я мог – даже бессознательно! – оскорбить свою матушку похотливым желанием!
– Возможно, мы чего-то не поняли в книге? – осторожно спросила Полина. Тихоновна. – К счастью, мне не приходилось встречать ничего подобного ни в журналах, ни в брошюрах. Может быть, приедет Климушка и нам растолкует эту новинку как врач?
– То есть вы хотите у него узнать – не испытывал ли он.., ээ.., ну этих: самых желаний – к матери или.., к своим.., родственницам? – Разъяренный профессор с трудом находил слова. Мало того что в воздухе был разлит нестерпимый летний зной, ощутимый и на затененной веранде, так еще и сама тема беседы бросала его в жар.