Чу!!! Задремал ли я? Факелец угас уж и выпал куда-то к Метаре
Чуть от страха не обделался, самым нутром почуяв что-то темновое, вкрадливо шуршащее со стороны лагеря. Задышал было ртом, влажный пар на губах да вовремя дернулась щека попомнил завет-оплеуху прошлой поверки: сопатка тогда потекла на дыхальном пару, шмыганул и попался. Ах! Враз нащупал черен ах, тут! Вот еще наука не шарамбать бутеролью (ну, лопастью по-местному), не тащить меч впопыхах, готовить заране Я шевельнулся, разминая затекшее плечо, пригнулся засадно. Готов! Туша сержа, выданная мражным букетом бедряночки с чесночком, накатывалась понаветру, глуша остальные звуки. Тот еще секач-херач! Зубы запросились биться Ах, тля!
Именем Метары!.. и выкатился из-за шершавого пристенка шелудивым катуном, выжался пружиной, выпростал меч К-кто идет? дурно выкрикнул во тьму, следом лишь поняв, что пережмурился со страху Ровно мурзик! Ах, позор шутейный. Ладно же на!
О-хе-хо! заухал серж в морочной изблизи, что давешний филин бородатый. И поймай, где! О-хе-хо! Не убий, кобель! О-хе-хо, вот ты живчик. Так и стовай, и чтобы не искорил мне зде.
Кто идет? P-parole При-и́говор? еще махая дрожащим мечом, я продолжал дурно-запинисто кричать, ибо так уставлено, не то зуботычина влетит. Серж-бородатая-сволочь того и ждет. Чудо, что факелец прокис давно и не выдал, чудо Глахово! Ох, молитва с меня!
Карента, чтобы тя. Успоковался, франчонок? Зазнать бы еще, хде она, а? Тамгрят девки волшевницы! Серж хохотнул, треснул какую-то ветку и перегарный роздых приблизился почти к лицу. Молодчик, мастер Геэль, молодчик, так вот и стражи. Тяжелая железёная вачега долбанула мне по плечу Охе-хо! А! Не мычишь? Молодчик! Завтрема вот, в уволку прихвачу с нами, а? Юбашонок-то гоношить-щипать, а? Устроим им Каренту, а? О-хе-хо! Вот, кстаже, а хде там мой Щербачок? Щеербочка? загнусавил, отвратно хохоча. Позыв у ме, хе-хо, обслужи уж по-франковски!..
О Глах!
У меня У меня не было тогда воли сражаться с сержем по-мужски. Хотя какой там муж? Самое достойное ему топориком бы сзади до жижи, аки слизняка. Но и на это не было сердечного порыва. Да и была бы воля что бы сделал? И куда бы пошел? И потому я лишь дернулся слабовольно, будто самого меня ткнули стебарю в причинное место, кадык заплёкался в безгласом спазме, да серж ответа и не ждал, похрюкивая, уже пробирался наощупь в утробу поста
А я лишь отшатнулся с его пути, стыдливо перегнулся через планширь в темную сырость, разблевываясь и давя звук, пока там, в душном посте, меняли друг друга хрюканье и хныканье, сопение и какое-то чмоканье ббббоже ааагрх, хггр фуух вот, тля ну, вонец не учуял бы, ирод.
Ааа, слатенький! заорал серж внутри, перебивая истошный Щербачовский писк. Еще поорал, пугая подкрышных нетопырей (так абрашки и сполошнулись из-под строп) и выпростался наконец в улицу, что-то приволакивая хвостом (кажись, портупей) и тяжко вздыша. От разлившегося кругами мерзового духа, от жаркой туши, почти трущейся о локоть, мне опять заворотило кишки чуть не до горла, еле устоял на млеющих поджилках ошершил даже щеку о стену, да косяком и приочнулся.
Охе-хо. Стовай мне, рымля Ну, завтрема, франчонок. Стражи мне тут Щербочку мою стережи О-хе-хо! протоковал ирод на роздыхе, почти нежно, и опять одарил меня варегой, тля, да уже без злого размаха, и попер-попер-попер натуральным одинцом, хвоща и ломя зазря полноягодный ще боярышник, будто не сознавая дорогу. И ниже зачавкал по ольхам, к ручью видать, бошку от зелья отмочить. Да никакой эльфийской влажи на сю скверну не хватит! Ах, тля Ааагр фуух урод же.
Вскоре человечий треск утих и опять тревоги то нетопырь обратно под ендову скребется, то осьмизубы в лесной подстилке слепошатся то ли палый гландис (ну, желудь) прополошил осоку, то ли совушка погадку отрыгнула. По-настоящему, я токмо черного одинца и опасался ладно бы желудился, а то привадился по корням трюфеля ковырять, нешто делиться? Но то днем А ща точию завидовал желтоглазихе-неясыти, как ей все ведомо и явно в ночной паутине. Еще выругнулся на сержа по-детски (чтоб до полудня хрипелось), отыскал с пола давешний факелец, потыкал ветошью в затаенную крынку с деревянным, трудно раскурил огниво хмурясь, прогрел махоточку отвара (горчит немилостно). Эх! Факелец приладил пока в щель меж хилыми сосновыми гредами (эх, криволапы), сам присел-привалился на негодный обрубок, насильно прихлебывая. Пламя шипело над ухом, обессиленно тщась укусить, заполняя плескучей щепотою весь мой тогдашний мирок