Муся усмехнулась:
- Значит, до встречи в Якутии.
Вниз по реке Лене плывет старый рыболовецкий карбас, похожий на Ноев ковчег. Члены экспедиции - их пять человек - расположились на палубе. Тут же лежат палатки, рюкзаки, кухонный скарб, теодолитные треноги, ящики с гербариями и коллекциями, весла, сети рыболовецкие и даже лодка.
Муся держится особняком. На ней шаровары, сапоги и брезентовая курточка с капюшоном. Она даже на палубе ухитряется перебирать гербарные сетки, заполнять листы. Из мужчин, кроме Василия, еще трое; все они заросли бородой, и трудно определить, кто из них моложе, кто старше. На них сапоги и такие же, как на Мусе, куртки. Они похожи скорее на рыбаков, чем на ученых.
Худой и важный начальник экспедиции Филипп Лясота, как заправский рыбак, курит трубку. Близко к нему держится завхоз экспедиции Лебедь, ничем не примечательный, разве что диковинной шапкой из нерпичьей шкуры да пухлыми розовыми щеками.
Пятый член экспедиции, коренастый светлобородый Макарьев, лежит, опершись на локоть, и всю дорогу насвистывает. Кажется, ему нет ни до чего дела.
В рулевой будке за штурвалом в обыкновенной кепке старшина этой посудины. Он тянет цигарку и лихо сплевывает в реку через открытое окно. Время от времени он кричит в трубку трюмному:
- Эй, машина! Ты чего там? Спишь или семечки лузгаешь? Прибавь обороты!
Из-за кривуна карбас выходит на широкий плес. На пологом берегу небольшая деревня, узкий клин желтеющих полей глубоко врезается в тайгу.
- Будем приставать? - спрашивает Василий Мусю.
- По мне везде интересно. Как начальство, - она кивает на высокого тощего Лясоту с редкой рыжей бороденкой.
- Филипп, пристанем? - спрашивает Василий.
- Местность глухая, - отвечает тот. - Надо обследовать.
- Кузьмич! - кричит Василий старшине. - Сворачивай в тот затончик за деревню!
Кузьмич грохнул сапогом по обшивке - из трюма высунулась в люк чумазая морда.
- Ты чего? - спросил трюмный.
- Сбавляй обороты! Причаливаем.
Карбас зачихал и стал сворачивать к небольшой деревне.
- Эй, там, на баке! Приготовить швартовы! - крикнул Кузьмич.
Мужчины поднялись и засуетились... Карбас пристал к берегу.
Ржаное поле в Якутии. Рожь невысокая, но колосья полные, как говорится - на подходе. Муся перебирает колоски, срывает изредка и кладет их в мешочек. Рядом с ней стоит крестьянин средних лет, видимо, хозяин поля.
- Да ты рви смелее! Чать, не обедняем, - говорит мужик.
- Мне много не надо. Я выбираю только ярко выраженные колоски.
- А чего их выбирать? Они все хорошо уродились. У меня рука верная где кину, там и вырастет. Значит, для науки собираешь? Что ж там у вас, в Москве, ай ржи не хватает?
- Там есть, да не такая.
- А какая же? Рожь, она рожь и есть.
- Ну, не скажите. Московская рожь тут не вызреет.
- Во-он что! Видать, у московской ржи корень тугой.
- Что? Что?!
- Значит, не способен быстрый оборот давать. Влагу плохо гонит. Она и не успевает напиваться. Вроде пашеницы.
По ручью проходит Василий с ящиком на ремне через плечо.
- А пшеница у вас вызревает? - спрашивает Муся мужика.
- Здесь нет, а на заимке поспевает.
- Далеко ваша заимка?
- В тайге, верст пять по ручью.
- Можно там взять колоски?
- Берите. Я сейчас лошадку запрягу, отвезу.
- Не надо. Мы пешком пройдем, - говорит Василий.
Муся только теперь заметила его, смотрит вопросительно.
- Я уже взял в низовьях образцы почвы, - ответил тот как бы на ее безмолвный вопрос и качнул своим фанерным ящиком. - А теперь там, наверху, возьму. Так что по пути.
Они идут по лесному берегу ручья; чем дальше, тем все гуще тайга, все таинственнее ее темные чащобы, все заманчивее ее незнакомая глубь. Тоненько, скрипуче посвистывают рябчики. Василий свернул в трубочку листок жимолости, положил на язык и засвистел, как рябчик.