Понадобились многие годы, чтобы мне, уже понявшей всю непоправимую тяжесть греха чадоубийства, вспомнился тот давний «визит» к Наталье Николаевне. И с ужасающей ясностью открылось: да ведь ее, врача-гинеколога, отнявшую жизнь у множества нерожденных детей, Господь лишил груди символа материнства. Грудью вскармливаются младенцы
Как же перевернулось все в наших душах, что мы благодетелями считаем палачей! И с умилением вспоминаем добрых тетенек, «выручивших» нас, посодействовав в убийстве собственных детей
Ольга, г. Самара
Письмо батюшке
Жили мы, помню, в Юнгородке на рабочей окраине Самары. Как-то утром иду с завода после третьей смены, вижу у домоуправления народ толпится, люди что-то рассматривают. Подошла и я. Смотрю лежит голенький ребеночек, мертвенький, кожица местами слезла, сам мальчик весь синий Говорят, утром машина очищала канализацию и вдруг «зачихала». Рабочий поднял шланг висит ребенок! Головку в шланг засосало, а тельце не пролезло.
Сколько лет прошло, а я до сих пор помню этого мальчика: глазки закрыты, губки бантиком, носик аккуратненький в жизни красавец был бы! Бабы его жалели, приговаривая:
Что за дура вовремя аборт не сделала! Дотянула, родила и убила ведь уж человека!
Другая возразила:
Аборт-то ведь тоже грех!
Дак не доводи до двенадцати недель, как он шевелиться начнет, избавляйся раньше!
Вот при такой «школе жизни» я жила и впитывала в себя все «умные» советы Убивала равнодушно, не чувствуя за собой вины. Те редкие семьи, где рожали много, считали вроде они с простинкой. Куда нищету плодят? Подумали бы Мгла царила в наших очерствелых сердцах.
Спираль этой новизны в мою молодость еще не было, а вот уж в отделе молодые наши сотрудницы не скрывая открыто говорили, что поставили себе спираль. Хвалились надежная. Уверены были, что уж это-то не грех
А до каких грехов доходили мы и вспомнить страшно. Лежала я на очередном аборте. Соседка по койке рассказала, что ее дочка сейчас у мамы в деревне.
Когда я ее родила, то сон увидела, будто при кормлении вихрь вырвал ее у меня из рук и унес
И похвастала:
Мы теперь с мужем приладились так удобно, никаких абортов делать не надо, по врачам ходить. Шесть месяцев я ношу, потом включаю приемник погромче, сама себе открываю роды и под шум рожаю
Как же ты здесь оказалась?
По глупости Муж сильно потянул ребенка за ножку оторвал, испугался, что я умру, вызвал «скорую». Когда приехали, я уж родила, но они настояли, увезли
Геройски рассказывала, мол, не раз уж так делала, от четырех или пяти, мол, сама избавилась.
Прошло года два три. Встретилась мне на улице беременная женщина и ведет за ручку малыша, еще плохо шагающего мальчика. Я узнала в ней ту самую соседку по койке. Разговорились, и она мне поведала:
Тогда я пришла из больницы, а дома на столе телеграмма из деревни. Дочка умерла скоропостижно Схоронили ия дала Богу зарок, что двоих рожу подряд.
Больше я ее не встречала. Не знаю, как жила она дальше, после выполнения зарока. Двоих подряд родила, а потом?.. Дай-то Бог, вразумилась бы.
А я-то грешная! Что только над собой не вытворяла, лишь бы не родить. Как стемнеет, ношу ведра с водой в худую кадушку, с крыши сарая прыгала; в бане нажгусь-напарюсь (учили бабы) и такое зелье выпью, аж оглохну! ан нет, без больницы не обходилось. Самой вытравить не удалось иду к врачам
На самый первый аборт решилась, когда дочка в четыре месяца стала грудь выплевывать. Проверилась я беременная. В больницах тогда про медаборты не слышно было, но всегда можно было тайком, «по договоренности», сделать. Вот и я договорилась в Отрадном. Медсестра сделала, что могла, и ушла, наказав:
Ходи, ходи, быстрее вылетит!
Хозяйка снаружи дом на замок закрыла, я одна. Хожу, как велено. Глянула в зеркало синяя! Думаю, все: видно, внесла она мне заражение. Корчилась одна, не смела позвать на помощь тогда строго было. Наутро надо было ехать домой. Кое-как добралась на вокзал. Ступеньки у поезда высокие, народу! а у меня адские схватки. Но мне освободили место на скамье. Скрючилась и еду Домой уже не шла ползла по обочине, оставляя красные следы. В ночь поднялся жар. Вызвали «скорую» и увезли в больницу. Утром положили меня на кресло, сделали чистку. Ругали меня врачи на чем свет стоит! И поделом
Но вскоре аборты разрешили делать, уже в ноябре 1955 года можно было смело идти в больницу Хоть и считали нас грязными абортницами, держали в отдельных палатах и к «чистым» строго-настрого запрещали заходить.