Он поспешно поднялся, застегнул шейную пуговицу своей поношенной ряски и с покорностью отчаяния сказал:
Пойдем, сынок!
Они вышли в сени. Кирилл ступал твердо; у него стучало в висках и сердце билось неровно, но он знал, что иначе поступить не может. Дьякон робко и неслышно семенил ногами. Двери во все комнаты были наглухо закрыты. За ними не было слышно ни разговора, ни движения. Они уже были в стеклянном коридоре, когда дьякон спросил шепотом:
Как же это? Не простившись? а?
Не хотят! глухо ответил Кирилл и, прихватив чемодан, стал спускаться по лестнице. Дьякон замешкался. Он тихонько притворил дверь в кухню, поманил пальцем горничную и шепнул ей:
Анюта, ежели будут осведомляться мы на Московском постоялом дворе.
Анюта посмотрела на него с изумлением и заперла за ними двери, когда он спустился вниз.
Молча дьякон заложил лошаденок в свою таратайку, подобрал сено, свалившееся на землю церковного двора; молча они уселись и выехали на улицу.
Московский постоялый двор помещался на окраине города. Подъезжая к нему, Кирилл мог бы вспомнить, как десять-пятнадцать лет тому назад они здесь останавливались всякий раз, когда отец привозил его с каникул в семинарию. На этом обширном дворе стояла их телега, которая служила яслями для старой клячи. Обширный, довольно грязный и лишенный каких бы то ни было приспособлений «номер» остался все таким же, точно пятнадцать лет для него не проходили вовсе. Но Кириллу было не до воспоминаний. Войдя в комнату и швырнув кое-как чемодан, он зашагал из угла в угол, да так энергично, что дьякон предпочел удалиться к старому знакомому, содержателю постоялого двора, и тут же стал выкладывать ему все, что накипело у него на душе.
Знаете что, отец дьякон! сказал содержатель постоялого двора, человек солидной комплекции и положительных правил. Вы не обидьтесь, что я вам скажу: у вашего сына, должно быть, что-то в голове не в порядке. Поверьте, что так!
Дьякон обиделся.
Ну уж извините. У моего сына такая голова, что дай Бог вашему сыну такую! сказал он не без ядовитости.
Мой сын будет содержать постоялый двор, зачем ему такая голова? А ваш переучился!.. Знаете, у него ум за разум зашел. Нет, вы не обижайтесь, отец дьякон, я по сочувствию говорю!
Дьякон вышел от него совершенно расстроенный и, войдя в свой номер, спросил убитым голосом:
Завтра к преосвященному пойдешь, что ли?
Кирилл сел на протертом стуле и посмотрел на отца простым, дружеским взглядом.
Присядьте, батюшка, потолкуем. Мы с вами еще толком и не побеседовали! сказал он голосом, выражавшим спокойствие.
Дьякон поспешно присел на кровати, которая начала жалобно пищать под ним.
Зачем мне теперь идти к преосвященному? промолвил Кирилл. Ведь чтобы сделаться священником, надобно жениться. А я других девушек не знаю, кроме Марьи Гавриловны. С нею я подружился и свыкся, и она со мной. Теперь мои мысли спутались.
Спутались, именно спутались!.. как эхо, повторил дьякон.
Кирилл улыбнулся.
Нет, не то, что вы думаете. Вы считаете меня помешанным, я знаю.
Даже и не думал Бог с тобой! поспешил опровергнуть дьякон. Никогда я этого не думал!
А я хочу только, чтобы был какой-нибудь смысл в моей жизни, вот и все. Ведь вы, батюшка, у меня неглупый человек, только бедностью забитый. Пусть никто не понимает, а вы должны понять. С малолетства я жил в деревне; деревня наша, Устимьевка, бедная. И видел я мужика, как он во тьме кромешной живет и убивается. Темнота его от бедности, батюшка, а бедность от темноты. Так одна за другую и цепляется. За бедность полюбил я его тогда еще, в детстве, только любовь эта глохла во мне, спала, потому что жил я бессознательно, шел по ветру и ничего у меня своего не было. Ну, учился я много и прилежно, с книжной премудростью познакомился, с людьми умными разговаривал, и ум мой развился. И понял я, что жить зря недостойно ума человеческого. Такое я себе правило усвоил: коли ты умом просветился, то и другого просвети, ближнего. И тогда жизнь твоя оставит след. А кого просвещать, как не темного деревенского человека? Светить надобно там, где темно, батюшка. А уж как темно там, сами знаете. И для этого самого, дорогой мой отец, я презрел карьеру и решился сделаться сельским священником. Теперь скажите, батюшка, помешанный я или нет?
Дьякон сидел с поникшей головой. Наконец-то он дождался объяснения от сына, и каждое слово из этой маленькой речи запало в его душу. Не вполне понимал он то, что говорил сын, но чувствовал, что в словах его есть нечто хорошее, справедливое. И радостно было ему, что сын так правдиво рассуждает, и жалко расстаться с мечтой о возвышении их незаметного рода, и стыдно за то, что он осмелился заподозрить Кирилла в умственном помрачении. Все эти ощущения смешались в его сердце, и он молчал. Кирилл встал и подошел к нему близко.