- "Суть выше Апеллеса"! Каков, господа, пошиб! Вот это я называю сатирой! Это отпор! Это настоящий, заправский отпор!
Затем все на минуту смолкли и погрузились в думы. Как вдруг кто-то завыл:
- Куда мы идем? объясните, куда мы идем?
И все, словно ужаленные, вскочили с мест и подняли такой неизреченный лай, что я поскорее схватил шляпу и увлек Прокопа в "Старый Пекин".
Бифштекс и возвращение домой с песнями.
----
И еще два вечера провел я в обществе испуганных людей и ничего другого не слышал, кроме возгласа: куда мы идем? Но после пятого вечера со мной случилось нечто совсем необыкновенное.
Я проснулся утром с головною болью и долгое время ничего не понимал, а только смотрел в потолок. Вдруг слышу голос Прокопа: "Господи Иисусе Христе! да где же мы?"
Вскакиваю, оглядываюсь и вижу, что мы в какой-то совершенно неизвестной квартире; что я лежу на диване, а на другом диване лежит Прокоп. Мною овладел страх.
Я вспомнил слышанную в детстве историю о каком-то пустынножителе, который сначала напился пьян, потом совершил прелюбодеяние, потом украл, убил - одним словом, в самое короткое время исполнил всю серию смертных грехов.
- Где мы вчера были? - обратился я к Прокопу.
Но Прокоп стоял как бы в остолбенении и только пялил на меня свои опухшие глаза.
Я стал припоминать и с помощью неимоверных усилий успел составить нечто целое из уцелевших в моем мозгу обрывков. Да, мы отправились сначала к Балабину, потом к Палкину, оттуда к Шухардину и, наконец, в "Пекин". Но тут нить воспоминаний оборвалась. Не украли ли мы в "Пекине" серебряную ложку? не убили ли мы на скорую руку полового? не вели ли нас на веревочке? - вот этого-то именно я и не мог восстановить в своей памяти.
Я припоминал, что со мною уже был почти такой же случай в молодости. В то время я был студентом Московского университета и охотно беседовал об искусстве (святое искусство!) в трактире "Британия". Однажды, находясь в хорошей компании, я выпил, рюмку за рюмкой, рублей на двадцать ассигнациями водки и, совершивши этот подвиг, исчез. Где я был? этого я совершенно не помню, но дело в том, что через какие-нибудь полчаса я опять воротился в "Британию", но воротился... без штанов! Можно себе представить, как изумило меня это обстоятельство, когда я, переночевав в "Британии" на бильярде, на другой день проснулся! И что ж оказалось? - что штаны мои преспокойно лежат у меня дома! Что я нарочно приходил домой, чтобы их снять, и, совершивши этот подвиг, отправился назад в "Британию"!
- Да каким же образом это случилось? Я говорил что-нибудь? Приказывал? - допрашивал я своего слугу.
- Ничего не изволили приказывать. Изволили прийти, сняли и опять ушли-с.
- Да что же я еще-то делал?
- Изволили прийти-с, сняли и опять ушли-с. Так вот на какие подвиги я способен...
И вдруг, в ту самую минуту, когда мне все это припоминалось, дверь нашей комнаты отворилась, и перед нами очутился расторопный малый в мундире помощника участкового надзирателя. Оказалось, что мы находимся у него на квартире, что мы ничего не украли, никого не убили, а просто-напросто в безобразном виде шатались ночью по улице.
- Каким же образом у вас-то мы очутились? - полюбопытствовал Прокоп.
- Да просто шел я, по должности, дозором-с; ну, вижу, благородные люди... не могут объяснить место жительства-с...
Никогда не бывало мне до такой степени стыдно...
III
Пользуясь моею нравственною рыхлостью, Прокоп завалил меня проектами, чтение которых чуть-чуть не нацело меня на мысль о самоубийстве. Истинно, только бог спас мою душу от конечной погибели... Но буду рассказывать по порядку.
Прежде всего, при одном воспоминании о моем последнем приключении мне было так совестно, что я некоторое время не мог подумать о себе, не покрасневши при этом.