Вольны? спросил Лабунского офицер среднего возраста со шрамом на щеке. Вы в тюрьме чрезвычайки. И отсюда выходят только вперёд ногами. Или прикрепив красную звезду к фуражке.
Что это значит?
Красным нужны офицеры. И особенно офицеры кавалерии, корнет. Штабс-капитан Игнатьев.
И вы согласны им служить, штабс-капитан?
Мне дали время подумать. Как и всем нам.
Двери камеры отворились и конвоир крикнул:
Лабунский!
Здесь! отозвался Петр.
На выход.
Похоже, что ваша знакомая решила вас сразу поставить к стенке, корнет, подвел итог штабс-капитан Игнатьев.
Нет, сказал поручик Штерн. Сегодня они не расстреливают. Допрос.
Лабунский вышел из камеры и его доставили в кабинет к Анне Губельман
Садись, Петр. Нам есть о чем поговорить.
Корнет сел на стул. Анна удалила конвоира. Они остались вдвоем.
Подумать только! Петр Лабунский! Тогда в парадной форме лейб-улана ты свел с ума всех гимназисток женской гимназии Чвалинской.
Ты помнишь?
А ты?
Ту нашу встречу? Ты тогда была так красива в своем платье и фартуке гимназистки.
А теперь?
Ты изменилась.
Признаюсь тебе, Пётр, что никак не могла рассчитывать на нашу встречу. А ведь я сразу узнала тебя. Сразу. Как только увидела. Наверное, от того, что когда-то мечтала о нашей встрече.
Я тоже, Анна, на фронте думал о том, что мы встретимся.
Не хитри! Ты и не вспоминал обо мне, Петр.
Вспоминал. С чего мне хитрить сейчас? На вокзале я сразу узнал тебя.
Потому и хотел сбежать? усмехнулась Анна.
Не ждал тебя увидеть в кожаной куртке и фуражке со звездой.
Не думал, что я пойду служить революции?
Ты дочь богатого торговца, Анна. У твоего отца было пять магазинов.
Семь, поправила его Анна. Но это в прошлом. Мой отец эмигрировал вместе с мамой и моей младшей сестрой. А я присоединилась к народу.
К народу?
Только не нужно сейчас спорить о политике, Петр.
Что будет со мной теперь?
Я навела о тебе справки.
Вот как? удивился Петр. Когда же ты успела?
У нас служит твой сослуживец по северо-западному фронту. Поручик Дреев. Помнишь его?
Как не помнить. Хотя друзьями мы с ним не были. Он, кажется, большевик.
Ныне он командир эскадрона в армии Донской Республики. Говорит, что ты хороший офицер. А нам сейчас нужны командиры. Я могу получить разрешение для тебя.
Разрешение?
На службу в Красной армии.
Но я не хочу больше служить, Анна.
Ты прибыл сюда, дабы присоединиться к белым?
Нет. Я не имею намерения вступать в Белую армию, как и в Красную армию.
Тогда зачем ты здесь?
Пробираюсь на Юг с намерением покинуть Россию навсегда.
Вот как? Ты выбрал странный маршрут, Петр.
Не я выбирал. Так сложились обстоятельства, Анна.
Вот именно, сказала она. Ты сказал верно. Обстоятельства. И они диктуют тебе свою волю. Присоединяйся к Красной армии Донской Республики и останешься жив. Иначе расстрел.
Но по какому закону? Расстрел за что?
Декрет от 5 апреля 1918 года, Пётр. Декрет ДСР (Донской Советской Республики) о «Красном терроре» в котором сказано «что подлежат расстрелу все лица, причастные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам». Сейчас идет суровая гражданская война, Петр. И я даю тебе шанс, учитывая наше с тобой старое знакомство.
А иного пути
Нет. Местный комиссар по борьбе с контрреволюцией Шамов таких как ты не отпускает.
Таких как я?
Ты дворянин. А он ненавидит дворян. Офицера из низов он еще может помиловать. Но вот дворянина никогда.
Я сын гимназического учителя. Я не князь Голицын.
Но дворянского сословия.
Анна, мой дед выслужил дворянство на Крымской войне. Отец был учителем.
Но ты дворянин! Шамов не станет разбираться в родословной. Он и меня ненавидит. Я, по его мнению, представительница чуждого класса. Капиталистов он также не любит, хоть и меньше чем дворян. Уже не знаю, чем они ему так насолили. Но я прислана сюда из Москвы. До меня он не дотянется. Руки коротки. А вот до тебя легко.
Он станет заниматься судьбой простого корнета? Только в той камере, где я разместился, по твоей милости, столько офицеров позначительнее меня.
Тобой он будет заниматься. Если бы я знала, что у него есть твои приметы, не стала бы задерживать тебя на вокзале.