А теперь не бойся! подначивал её Землерой и махал руками, как будто подавал сигналы. Давай, шагай вперёд и хватайся!
Анна двинулась к следующей ветви, обхватила её руками и повисла на ней, беспомощно болтая босыми ногами. Та самая шероховатая змея оказалась внизу, подтолкнула её и Анна переползла выше. Землерой стоял под самой вершиной, заинтересованно притоптывая, и подгонял её:
Давай, давай, быстрее!
Анна перевалилась на новую ветку, подпрыгнула, царапнула вдоль извилин короткими ногтями. Она оступалась, визжала, выпускала синий-синий подол и пошатывалась, но ветки хватали её, поддерживали, переправляли всё выше, выше и выше, где свет солнца лился не переставая, и где с протянутой рукой её ждал растрёпанный, не подпоясанный Землерой. Анна неловко бросилась к нему, споткнулась и вложила свою ладонь в его. Кожа у Землероя была прохладная и мягкая, и на ощупь он ничем не отличался от десятков молоденьких листьев, смело проклёвывающихся из почек на этом могучем древнем городе. Землерой подтащил её к себе ближе и лукаво сверкнул глазами.
Ну и чего ты боялась?
Ничего, Анна отстранилась и с дерзкой усмешкой вскинула голову, что вот ты приставать с вопросами будешь!
А я не буду, отвернулся Землерой. Я сегодня жуть как занят был, не до вопросов. Только что объяснять тебе буду, но и то не факт.
Чем же занят-то ты таким? прищурившись, прицепилась к нему Анна. Сидишь там на ветке, в небо смотришь, мне не отвечаешь прогнать решил?
Вот ещё, Землерой скрестил на груди руки, я смотрю, каково корням под почвой живётся. Много ли воды они набрали? Хорошо ли растут? Это работа сложная, тонкая. Корешков и корней у дерева много, и к каждому свой подход нужен. Ошибёшься погибнет корень!
Анна опустилась на широкий сучок и свесила ноги. Земля далеко внизу казалась ей размытым золотистым пятнышком, над которым плавали и сливались друг с другом тёмно-синие и зелёные круги.
Да уж, буркнула она, понятное дело.
Я проверяю землю здесь повсюду, сказал Землерой, и с другими корнями общаюсь. Так и до самой реки доходил, видал там тебя: вы с дедом рыбу ловили. Мой совет тебе, Анна если и идёшь ко мне, то уж следи, чтобы не увязался за тобой кто и дерево не увидел. Люди любят хорошие дрова и топоры тоже любят. Свалят они это дерево всему лесу конец!
А что тебя могут увидеть, ты не боишься? удивилась Анна.
Землерой только рукой махнул.
Меня не увидят, отрезал он, если я не захочу. Я могу с тобой от этого дерева и до кромки леса пройти, рука об руку, и по другую руку от тебя друг, или родственник пойдёт всё равно меня не заметит.
Так я особенная, выходит? фыркнула Анна.
Ну, возможно, да ты не зазнавайся только! рассмеялся Землерой. А теперь давай, поднимайся! Поднимай-поднимай скорее зад, времени мало! Солнце в зените стоит высоко, а мне к четырём отлучиться надобно: с духами встречаться будем, разговаривать.
Анна подалась ближе и вцепилась Землерою в руку, повисла на ней.
Возьми меня с собой! с придыханием попросила она. Пожалуйста!
И не мечтай! решительно воскликнул Землерой и замахал руками. Нельзя тебе со мной являться, да с любым другим духом, на такие собрания. Людям там делать нечего.
А если я сама приду? прищурилась Анна. Я ведь если захочу, то и сделаю, Землерой, не остановишь!
Уж знаю, что не остановлю, да не боюсь я тебя. Ты просто девчонка человеческая, ты наших секретных тропок не знаешь, не пройти тебе так, как мы, духи, ходим. Хоть сотню лет кружи да ищи, не отыщешь! Мы, духи, в прятки да угадайку кого угодно обставим.
Анна надулась и скрестила под грудью руки.
Ну хоть когда-нибудь
Землерой всё так же стоял спиной к ней, и ласковый ветерок поглаживал по щекам и плечам обоих.
Не проси, категорично повторил он. Нельзя тебе, нельзя, Анна. И я тебе не со зла отказываю, а потому, что весело мне с тобой, не хочу я, чтобы тебя в клочки порвали, или с ума свели, или умыкнули куда тут, у дерева, мой дом, и тут тебя духи леса не тронут. Пока ты подпоясана, пока у тебя клубочек мой ничего и нигде не бойся, только советов наших остерегайся. Там тебя ни пояс, ни клубок, ни даже молитва святая не спасёт! Духи леса молитв не страшатся; они уже тогда всем тут правили, когда ещё люди не то, что молиться, а и говорить-то толком не умели.
Анна всё не спускала с груди скрещенных рук.