Ну а ты, замирая от волнения, заговорила Анна, ты, Землерой, хотел бы у нас на празднике побывать? Ну хоть на каком-то?
Вот ещё, фыркнул тот, поднимаясь, мне «каких-то» не надо: свои есть. А ты давай, беги отсюда: дед тебя сейчас искать станет. Не хочется, чтоб он про наше дерево прознал.
Как ты
Трава нашептала, пожал плечами Землерой. Беги, беги давай, чего встала? Завтра, что ли, не придёшь?
Приду, Анна растерянно раскинула руки, но
Беги! кратко сказал он и исчез. Только ветерок сдул с тонкой веточки пригоршню тоненьких листьев.
Когда Анна вернулась к реке, дед её уже складывал свою старинную котомку. Сжимая в потных руках алый клубок, она неловко вывалилась из кустов и ошалело завертела головой: в волосах запутались колючки и травинки.
Это ты откуда такая растрёпанная? подозрительно прищурился дед. Небось шаталась где подальше, да?
Вовсе нет! искренним голосом солгала Анна и неловко спрятала потрёпанный клубок за спину.
Прятки
Снова Анна бежала по укатанным тропинкам, снова синяя юбка цеплялась за толстые травяные стебли, снова ветви кустарников и редких деревьев хлестали её по открытым рукам. На Анне было уже несколько кровавых, длинных, с присохшими краями царапин, и она насчитала на ногах четыре лиловых твёрдых синяка, но она не чувствовала ни боли, ни усталости, хотя сегодня солнце стояло ещё выше, чем вчера, и слепило ещё ожесточённее, и ещё увереннее поджаривало округу. В тени заповедного леса всегда царствовала прохлада.
Шерстяной клубок катился в ту часть леса, куда и самые отчаянные грибники и охотники редко забредали, его алая толстая нить мелькала то тут, то там, и грубые волокна радостно сверкали, бледнели и темнели там, где на них падали отвесные лучи. Анна вприпрыжку следовала за клубком, наклонялась, избегая хлёстких ударов древесных ветвей, пригибалась и, бывало, вовсе шла на корточках, гусиным шагом, и могла видеть, как между твёрдых и сухих комочков почвы снуют со своей обычной размеренностью неутомимые муравьи. Мимо неё пролетали, скрежеща крыльями, разноцветные жуки, и с высоких травяных стеблей ей подмигивали трепетные бабочки. Анна поймала одну на палец и засмеялась, остановившись. Бабочка уцепилась крошечными лапками за её палец и защекотала кожу. Вблизи она была совсем не такая прелестница, как издали: Анна видела жуткое, сплющенное мохнатое тельце, слишком длинные усики и чувствовала не радость, а какое-то брезгливое отвращение. Анна отставила руку в сторону и хотела уже подуть на палец, но тут бабочка мигнула пятнисто-жёлтыми яркими крылышками, будто подавая знак, и сама сорвалась прочь. Она весёлым пятном примешалась к колышущемуся зелёному массиву листьев и трав, и Анна потеряла её из виду.
Шерстяной алый клубок мягко, как кошка, что требует внимания, подкатился к её ногам. Анна опустила взгляд и всплеснула руками.
Да, конечно! Как же я забыть могла? Уже иду!
Один пригорок остался за другим, и вот хоровод деревьев и кустарников разомкнулся, впуская её внутрь. Анна ввалилась на сияющую желтовато-зелёную полянку и далеко выбросила руки. Между её пальцев пролегла алая нитка клубка, а сам клубок, подпрыгнув на её голове, как резиновый мячик, весело пошуршал себе прочь к дереву.
Летом дерево было ещё краше, чем зимой. Напитанные жизненными соками горделивые ветви высоко поднимались к небу, пронзали его бесчисленным множеством мелких веток и веточек, и каждая веточка была одета пучком больших, ровных, ярко-зелёных листьев с мелкой резной кромкой. Листья касались друг друга, и порой казалось, что они связаны неразрывно и одно перетекают в другое. Солнце и небо освещали их каждое по-своему: то желтоватым, то стеклянно-серым светом, и ветер шептал им какие-то удивительные рассказы, которые собрал во время своих бесконечных путешествий из одного края земли в другой. На низко растущем толстом суке сидела крошечная птичка и деловито чистила клювом пёрышки чуть приподнятого крыла. Солнце грело и птицу, и на её вытянутом тельце отчётливо видны были блики странноватого дрожащего сияния. Жаркий воздух молчал и словно бы дрожал в ожидании чего-то неведомого, как уже натянутая струна готовой к игре гитары; знакомое марево плотным занавесом висело перед глазами Анны.
Она протянула руку, и между её пальцев набилась горячая, сухая, зернистая тёмно-коричневая почва.
Эй, поднявшись, она деловито отряхнула свою юбку. Эй? Землерой?