На свою беду и Вовкино счастье вахтёр ещё не ушёл домой. Никто за ним не следил, но он сидел до восьми, как было положено.
Ещё час, сказал вахтёр по-английски и заулыбался.
Вовка обрадовался: вахтёр при исполнении, и пойти показывать кран с горячей водой русскому чайнику не отказался. Наличие горячей воды в квартире скоро стало очевидным, и вопрос исчерпался сам собой. На всякий случай вахтёр показал все краны, что имелись в квартире, и думал, что теперь его миссия кончилась. Людям свойственно заблуждаться.
Вовка широким жестом левой руки от плеча пригласил вахтёра глянуть на стол, а затем коротко призвал к стакану, повернув кверху сжатые в кулак пальцы, и резко развернул гнутые трубочки в ладонь. На лице вахтёра мелькнуло замешательство: он при исполнении, но обязан быть со всеми вежливым и уступчивым. За час с другими жильцами стрястись ничего уже не могло, если за целый день живы-здоровы остались. Вахтёр согласился и первым крикнул «Банзай!» Вовка повторил, но получилось как-то эротично: «Вонзай!» Вахтер отхлебнул не сильно много, решил Вовку поправить и, приподняв на четверть опустошённый стакан, крикнул ещё раз «Банзай!» Хитрый русский учёный сразу воспринял неожиданно свалившуюся подсказку и вторично (но умышленно) исказил важное слово. Японец отпил и решил поведать русскому, что это слово означает. Ему казалось, что если Вовка узнает смысл, то не будет перевирать это важное для всех японцев слово. Выходило, что оно означает что-то вроде короткой молитвы «Будем жить». Произносится утвердительно, но в голосе должна звучать надежда; «Nothing for sure». Так, постепенно обретая знания, Владимир Иванович потерял первый стакан. От своего он едва пригублял и потому не закусывал: берёг закуску на свой индивидуальный скорбный пир по невзгодам тяжёлой Судьбы.
Японцу очень хотелось закусить, но, видя, что хозяин этого не делает, и он стоял в стороне от съестного пил из стакана, а закусывал вприглядку. Ничего хорошего про русских вахтёр думать уже не мог: кран с горячей водой не находит, водку пьёт глубокими стаканами и не в состоянии повторить корректно японское слово «Банзай». Не в пример японцу, Вовка про него думал хорошо: «Крепкий парень. За пять минут опрокинул и без закуски. Ну воля, ну характер! Этот будет бонзать!»
Стакан был пустой, и вахтёр поспешил к двери. С большим трудом ему удалось надеть ботинки, но зашнуровать сил уже не осталось, и поймать ручку, чтобы открыть дверь, он не смог. Вовка помог с дверью и даже пошёл провожать вахтёра на его рабочее место доносить вахту до восьми.
There is a lift here, заплетаясь языком, сказал вахтёр, поддерживаемый Вовкой.
Wow, it is okay! обрадовался Вовка, что не придётся валиться с ношей по ступенькам. Могучим сложением он не отличался. Остатки сознания японец потратил, чтобы восхититься стойкостью и заботливостью нового жильца из России: пили на равных, но какая разница в подготовке!
Владимир Иванович был тронут оценкой и хотел уже поведать, как он когда-то но японец, принесённый на место, отпал и не реагировал. Деликатно укрыв его пледом, что нашёлся в каптёрке, да поправив голову, чтоб легче дышалось, Вовка удалился обратным ходом.
Войдя в лифт, он обнаружил важное обстоятельство: надписи на двух языках: иероглифы и по-английски. Одна из кнопок та, что красного цвета, извещала, что её необходимо нажать при emergence, то есть при крайних обстоятельствах. Обстоятельства у него были крайние, и лучшего повода не найти. Стоя в створках дверей лифта и мешая им закрываться, он нажал на красную кнопку и стал ждать. Через пять секунд последовал ответ, но по-японски. Володя перебил оператора:
Help me, please. I am inside and I cannot find my way out of here.
Just a moment, I will be right there in a couple of minutes, ответил оператор.
«Вот, а говорят, они английский не знают. Врут, получается. Кого не спросишь в доме все отвечают», сам себе сказал Вовка с упрёком. Доля правды в его словах была: в этом доме по-английски говорили. В институте, где ему предстояло работать, было несколько человек с семьями из Америки, Европы и России. Жили компактно. Поэтому на вахте и в техническом обслуживании работали по найму те, кто мог объясняться на доступном языке. Но на почтовых ящиках все надписи только по-японски. Понять, кто из жильцов русский, а кто местный, новичку невозможно. Вот и приходилось Вовке работать как в рейде на импровизациях.