Она вложила мне в руку золотой медальон в форме сердца.
Я купила его вчера, чтобы с тобой никогда ничего не случилось.
Мама искренне заботилась обо мне, как делала это всегда на протяжении всей своей жизни, ведь я был её любимым и единственным ребенком
И смени, пожалуйста, рубашку, мон шер, сказала она вдогонку, Софи, постирает.
Софи работала у нас горничной и много лет заботилась обо мне в далеком детстве. Я помнил, как эта статная рослая девица прижимала меня к своим пышным грудям, утирала сопли и кормила блинчиками с изюмом.
Это были дорогие моему сердцу воспоминания отрочества и я радовался скорой встрече с моей очаровательной няней.
В почтовом ящике я обнаружил письмо от профессора Лежье. Он спрашивал меня, принимаю ли я таблетки Барбенала. Я выбросил письмо в мусорную корзину, вышел на пустынную пахнущую дождем улицу и предался горьким размышлениям.
Холод пронизывал меня до костей, уныло скрипя, качались на ветру тусклые фонари. Я накрыл голову меховым капюшоном, но укрыться от себя было невозможно. Гнетущая тоска охватила меня, мысли путались, я шел словно в бреду и сиплым от сырости голосом искал и не находил оправдания моему малодушию: почему я не открылся ей, почему не пресек?
Чувство гадливости и болезненного отвращения переполняло меня, ничто в мире не могло оправдать моего поступка. Оставалось только уйти в монастырь и всю жизнь замаливать грех, который я невольно взял на душу.
Неожиданно повалил мокрый снег, который тут же таял на земле. Злющий ветер хлестал меня по лицу.
Я подошёл к телефонной будке, чтобы поговорить с незнакомцем. Я не знал номера телефона, но был уверен, стоит мне взять трубку и я услышу отвратный голос этого грязного старикашки.
Я совершил ужасную ошибку, подписав с ним контракт.
Это было самое страшное несчастье когда-либо случившееся со мной.
Я не сомневался, возмездие неизбежно настигнет меня.
Зачем вы устроили мне эту встречу, сказал я, до боли в пальцах сжимая трубку и, пытаясь справиться с гневом, теперь я преступник, я совершил кровосмешение
Перестаньте делать из пустяка трагедию, сказал он, теперь вы присоединились к пантеону великих. Вспомните, Нерон спал, со своей матерью, Эдип женился на своей матери. Вы ведь хотели необыкновенных возвышенных чувств и приключений, вы имеете их. Неужто вы думали получить удовольствие в объятиях молодых и продажных самок? Взять свою мать в расцвете красоты, женщину, которая дала тебе жизнь, вот истинное и высшее удовольствие. И кто сказал, что это плохо, бледнолицые и лицемерные служители церкви?
Они не правы: Nur die Liebe der Mutter ist ewig, продекламировал он, только мамина любовь длится вечно.
В голосе графа звучал трагический пафос и я представил себе его холодные глаза, в которых не было ни Бога, ни Совести, ни Советской власти.
Не терзайте себя, майн либа, примирительно сказал он, там за углом есть цветочный магазин, вы ведь знаете, какие цветы любит ваша мутер.
Nur Meine Mutter ist meiner Liebe wert как сказал поэт: «Моей любви достойна только мать!» Речь, конечно, идет о вашей матери, друг мой.
Негодяй! взвизгнул я, голос мой сорвался, как у женщины, с которой случилась истерика. Я много хотел сказать этому подонку, но трубка замолкла и я остался один с невыразимой горечью в сердце и невеселыми думами в голове.
Я обожал свою маму в детстве, я действительно знал все ее прихоти, желания и мне доставляло радость делать ей маленькие приятные презенты.
Я купил фиалки, ее любимый бордо марки "R.Arnoux» и воздушные пирожные, которые она приносила в детстве, когда хотела меня побаловать.
Я взял себя в руки, я победил свой страх. Случилось то, что случилось, я не в силах ничего изменить, следует покориться необходимости.
Я всегда любил эту восхитительную, лучшую из женщин и теперь, после этой роковой развязки смотрел на нее как на божество, воплощение вселенской любви и нежности.
Я смирился, я знал, что не смогу противостоять ее неистовому любовному натиску. Это судьба и я готов принять эту сладкую муку любовь женщины, породившую меня. Дьявол прав: она единственная могла дать мне за одну ночь, то, что я собирался получить в подаренный мне год от целого сонма продажных шлюшек.
«И ты прав, мусье, одобрил меня Епанчин, натура дура, судьба индейка, а жизнь копейка!»