Но рук не было, девушка уняла дрожь в пальцах, он должен был умереть на месте, но еще держался, Штрайбль не мог ее увидеть и не узнал ее голос.
Я сказала, что скорая помощь в дороге, Надя выкинула окурок в урну, а он повторял одну дату, Надя не могла отделаться от голоса Штрайбля.
Ему, наверное, казалось, что он кричит, вздохнула девушка, хотя он еле шептал Надя выпрямилась в кресле.
Пятое сентября, вспомнила она, пятое сентября, Ритберг, великая Германия, Штрайбль умер именно на этом слове.
И его родители мертвы, они превратились в прах, по лицу Нади покатились слезы, погибло еще трое, с десяток человек ранено, одним из раненых оказался кузен Пьер. Надя покосилась на пластырь, пересекающий его небритую щеку.
Царапина, словно услышав ее, сказал кузен, интересно, нас арестуют? им не позволили позвонить Иосифу. Удостоверение инспектора Сюртэ, предъявленное Пьером, не произвело никакого впечатления на немецких полицейских.
Его рана не помешала им надеть на нас наручники и сунуть в фургон, Надя отпила остывшего кофе в картонном стаканчике, ему кинули бинт, я его сама перевязала
В фургоне, отдышавшись, кузен заметил:
Ты видела белый грузовичок? Надя кивнула:
За рулем сидел смуглый парень, явно не немец, Пьер с шумом втянул в себя воздух.
Надеюсь, перед допросами мне зашьют порез, пробормотал он, я уверен, что в фургоне сидели парни Саламе, они наблюдали за происходящим, Пьер считал, что мерседес взорвали не дистанционно.
Устройство простое, объяснил он, нужны только дешевые часы. Они выставили время на половину второго и приехали проверить, все ли в порядке, Надя нахмурилась.
Фургон исчез с дороги минут за пять до взрыва, они не хотели рисковать и оставаться рядом, о Брунсе ни она, ни Пьер не упоминали.
Словно по негласной договоренности, поняла Надя, полиции о нем знать нельзя, она понятия не имела, сидел ли Иоганн в фургоне.
Саламе мог приказать ему заминировать мерседес, вздохнула Надя, а Иоганн не мог отказаться, Пьер неслышно сказал:
Насчет квартиры Брунса я умолчу. Иосиф тоже ничего не скажет, он допил кофе, и, тем более, нельзя упоминать о Хайди, за окном курилки университетского госпиталя сверкала яркая лазурь неба.
Даже радио не послушать, Надя не нашла репродуктора, но вечерние газеты, наверное, выйдут с информацией о взрыве. Здесь не Советский Союз, такое не станут скрывать, в курилку их привели из кабинета врача. Пьером и Надей занимался молчаливый доктор.
Полицейский последовал за нами, поняла Надя, он никуда не двигается от дверей, полицейский, молодой парень при резиновой дубинке и оружии, откровенно рассматривал Надю. Девушка вспомнила обгоревшие яркие страницы, разбросанные вокруг руин мерседеса. Надю затошнило.
Рядом лежала оторванная женская кисть, она закрыла глаза, фрау Матильда читала в машине Vogue с моим сетом для Сен-Лорана, подышав, Надя справилась с собой.
Значит, Ритберг здесь, шепнула она кузену, он, наверняка, действует вместе с арабами, Пьер задумался.
Или после них. Но случившееся не тянет на террористическую атаку. Израильтяне могли поехать на игру, как зрители, однако Саламе взорвал не арену, а машину семьи, не имеющей никакого отношения к Израилю
Надя заметила: «Во взрыве могут обвинить леваков». Пьер невесело отозвался:
Я уверен, что так и будет, а в это время Саламе спокойно подготовит настоящий теракт, Надя почесала спутавшиеся, пропахшие гарью волосы.
До пятого сентября осталось два дня, она прислушалась к шагам в коридоре, получается, что Ритберг ждет настоящей дверь открылась, Надя оборвала себя.
Полицейский заметно подтянулся. Невысокий, полноватый мужчина с лысиной, заглянувший в курилку, носил потрепанный костюм и неожиданный для теплого сентября вязаный жилет. Галстук лоснился, на пиджаке недоставало одной пуговицы.
Идите, скрипуче сказал он полицейскому, дальше я сам, под мышкой он тащил папку.
Принесите нам кофе, -добавил он в спину парню, спасибо, Юрген, незнакомец устроился на стуле напротив Нади и Пьера.
Все разрешилось, месье де Лу, сказал он на неловком французском языке, ваше удостоверение, прошу, Пьер взял книжечку.