Англичанка дала ему чашку чая. Воскобович принял чашку, подержал её в руках, поставил её на пол, и только потом понял, что обжёг ладони. Крепко прижал их к щекам. Стало легче. Щёки были холодные.
Установилась тишина. Англичанка бросила взгляд на бывшего студента. Он так и сидел, прижав ладони к щекам.
Матушка Марьяна стала резать лук. Нож застучал по деревянной доске.
А вот я не пойму, начал Воскобович медленно. Как спасутся те, кто православную веру не исповедует?
Матушка Марьяна высыпала лук в кипящую воду.
У апостола сказано, невозможное человекам возможно Богу, сказала она, вытирая фартуком руки. Но лучше у батюшки спросить. Он тебе на любой вопрос ответит. Хотя я в книге читала, что иноверцам спастись будет сложно.
После этих слов Воскобовичу стало совсем нехорошо. Ему до слёз было жалко бедных людей, которые не смогут спастись. А ещё Воскобович жалел себя, потому что у него нет никакой ясности (даже после долгого разговора с отцом Леонидом), а у этих женщин есть. Всё им в мире понятно до такой степени, что они позволяют себе совершенно расслабиться. Готовить еду, да ещё и напевать себе под нос.
Воскобович несколько раз закрыл глаза, но они всё равно были как будто открыты. Он уже не понимал, где находится, в трапезной или в каком-то другом месте. Ему было очень больно, потому что никто по-настоящему не понимал, что он чувствует. Никто его не слышал.
Воскобович встал и, ни слова не сказав, вышел. Женщины посмотрели ему вслед. Матушка Марьяна сочувственно, а Англичанка несколько осуждающе. Буквально через несколько секунд за пределами трапезной послышался звон стекла.
Что это? у матушки Марьяны округлились глаза.
Англичанка, не говоря ни слова, бросилась в коридор.
Ещё раз глухо бухнуло несколько раз об пол, и посыпались осколки. После установилась тишина. Затем в трапезной появился Воскобович. Он передвигался мелкими шажками и смотрел долу. За ним шла разгневанная Англичанка.
Ты зачем банки разбил? спросила Англичанка грозно.
Не знаю, на Воскобовича было жалко смотреть.
Представляешь, забегаю, а он стоит и так задумчиво банки наши пятилитровые на пол сбрасывает. Аккуратно так, пальчиком.
Много разбил? поинтересовалась матушка Марьяна безо всякой паники.
Да все почти! Англичанка захотела плюнуть от досады, но вовремя вспомнила, что в храме плеваться не принято. Банки под огурцы они с Марьяной собирали уже полгода.
Англичанка покачала головой, и произнесла:
Принимает больных людей, а потом говорит, что непорядок. Англичанка говорила об отце Леониде, но имени его не называла. Парню в больницу надо.
Подойди сюда, сказала матушка Марьяна Воскобовичу ласково. Возьми веник и совок, и пойди всё за собой аккуратно убери. И, главное, не порежься.
Ты что, совсем? возмущению Англичанки не было предела. Он же вообще не соображает, что делает.
Недовольная Англичанка сама взяла совок с веником, и отправилась в коридор, подметать осколки.
Воскобович сел на скамейку, взял рыбную котлету и начал есть.
Медленно и неумело, как будто делал это в первый раз в жизни. Котлета была мягкая и вкусная. Воскобовичу стало немножко легче.
САМОЕ ХУДШЕЕ
Утром случился скандал. На ровном месте. Жена умела лучше выражать свои мысли и загнала мужа в угол. После этого муж пошел и накричал на старшего сына. Даже замахнулся на него. После чего мужу стало стыдно. Жена напрасно взывала к его совести, совесть и так терзала бедного, как дикий зверь.
Продолжили ругаться с неожиданной бодростью.
Дошли до уровня «Ты меня не любишь», и пошли дальше, на неизведанную территорию.
Мужа посетила неожиданная мысль и он тут же высказал ее вслух:
Почему, почему мне достается самое худшее?
Жена не поняла:
В смысле?
Мне достается самое худшее ИЗ ТЕБЯ! Почему? На работе, даже на улице, ты всем показываешь свои лучшие стороны. Смеешься там, стараешься вежливой быть, культурной. А мне?
А чего я к тебе плохо отношусь? Жена была явно сбита с толку.
Мне достается только усталость, твои болезни, твое плохое настроение
Неправда! Жена стремительно теряла уверенность.
Ты на кислое лицо свое посмотри.
Она, видит Бог, после этих слов не хотела смотреть в зеркало, но посмотрела.
Помимо воли. Ну, не кислое. Но кисловатое.