Фандорин был озадачен. Во-первых, непонятной агрессивностью вошедшего, а во-вторых, робостью мистера Радди, который производил впечатление человека, вполне способного за себя постоять. Ручища, сжимавшая карты, была размером с небольшую дыню.
Грубиян лениво дошел до стойки, кинул на нее свою шляпу и молча ткнул пальцем в одну из бутылок. Получив заказ, немедленно отхлебнул из горлышка. Сел на стул.
Игроки молча наблюдали за ним. Потом шулер с тонкими, в нитку, усиками нетерпеливо спросил:
– Джентльмены, мы играем или нет? Удваиваю.
Игра возобновилась.
– Это мистер Мелвин Скотт, – шепотом пояснил Кузьма Кузьмич. – Говорящая фамилия – скотина скотиной. Бывший аутло,грабитель с большой дороги. А потом получил пардонот губернатора и стал работать на эйдженсиПинкертона. Здесь это обычное дело. Среди шерифов, маршалов и «пинков» (это пинкертоновские агенты) полным-полно уголовных. Страшный человек. Но приходится иметь с ним дело. Ему принадлежит единственная в городе лавка.
Услышав про эйдженси,Фандорин пригляделся к Мелвину Скотту повнимательней. Записка от Роберта Пинкертона, которой, возможно, еще придется воспользоваться, стало быть, адресована этому человеку.
Лицо цвета выжженной земли. Волосы цвета высохшей травы. Рот как трещина. Глаза прищурены. Куда смотрят, непонятно. Без сюртука, в одном жилете, причем из кармашка свисает массивная золотая цепочка от часов. Примечательная деталь: несмотря на теплую погоду руки в черных перчатках, хорошей тонкой кожи. Серьезный господин, сразу видно.
– Подойду поздороваюсь, – сказал Луков. – Надо кое-какие покупочки сделать. По хозяйству, по домашности. У меня тут целый списочек.
В эту минуту с улицы донесся топот копыт, улюлюканье, крики.
Хозяин стал быстро убирать со стойки посуду, оставив одни бутылки. Игроки и «пинк» интереса к шуму не проявили, зато Кузьма Кузьмич переменился в лице.
– Знаете, если вы уже покушали, пойдемте-ка от греха. Это пастухи приехали!
Вид у него был такой перепуганный, что Эраст Петрович удивился. Пастухи и пастушки, коровки и овечки – это что-то мирное, безобидное, одним словом, пасторальное. Чего ж тут пугаться?
– Вчера пастухи (по-здешнему «ковбои») пригнали стадо из Техаса. Теперь будут дебоширничать. Ах, поздно!
В салун с гоготом и криками ввалился десяток мужчин весьма неотесанного вида. Все они были в шляпах, штанах грубой синей материи, остроносых сапогах и с револьверами. Тот, что шел впереди, проделал такую штуку: прямо от двери щелкнул длинным кожаным кнутом, очень ловко подцепил кончиком бутылку со стойки, и мгновение спустя она уже была у него в руке.
Фокус был встречен радостным ревом.
Вся гурьба ринулась к выпивке, каждый орал во все горло, требуя кто джин, кто виски, кто пиво.
Мелвин Скотт раздраженно нахлобучил шляпу и, прихватив бутылку, пересел в дальний угол. По дороге к двери толкнул одного из крикунов плечом, но ничего ужасного не случилось – ковбой просто посторонился. Очевидно, пастухи агента знали.
– Я, пожалуй, мистера Скотта возле лавки подожду, – пробормотал председатель, которому явно не терпелось поскорей улизнуть. – Он сейчас допьет свое вино и пойдет. Я его привычки знаю. А вас я после разыщу.
Цапнул со стола свою курортную панаму и был таков. Фандорин же достал сигару и решил еще поизучать туземные нравы.
Очень скоро, на второй или третьей спичке, его прилежание было вознаграждено чрезвычайно колоритной сценкой.
В двери тихо вошел чернокожий человек, одетый в ужасающие обноски: шляпа с обвисшими полями, одежда – заплата на заплате, на боку замусоленная брезентовая кобура, из нее торчит деревянная, залепленная пластырем рукоятка.
Шаркающей походкой приблизился к игорному столу, жадно уставился на груду серебряных долларов, что лежали у локтя человека с усиками.