Сердце
В лучах розоватых как пар золотой
Я помню, фигуры людей растворялись.
Но сердце болело обычно тобой,
И мысли с разгону об стены швырялись,
И листьев огни под безжалостным льдом
Как тысячи злобных взбесившихся фурий.
А осень бродила под красным дождём,
И в лужи роняла кусочки лазури.
Твой ласковый шёпот дарил мне покой
Но этого было убийственно мало!
Тогда ты унёс моё сердце с собой,
Чтоб больше оно ерундой не страдало.
Завтра будет зима
Твой взгляд не скрывают ресницы, твои руки тянутся к тёплому. Всё в тебе ощущает приближение неизбежного. Даже сквозь плотную повязку ты видишь, даже сквозь прогнозы и дни.
Завтра будет зима. Завтра будет снег.
Я не смею прервать этого шёпота, когда пеплом об асфальт снег, ты хочешь быть поднебесным ангелом и смотреть шестью чувствами, и подпевать двенадцати ветрам.
Завтра будет зима. Завтра будет метель.
Наполовину увязнут ботинки в белом, наполовину лицо скрыто волосами. Когда будет чуть холоднее, чем хотелось бы, когда сплетутся голографией туманы в вечерних сумерках.
Завтра будет зима. Завтра будут облака.
Только тогда это чудо будет возможно. Только тогда сердцами перестукиваться станем. Каждый за своими ставнями, каждый свои свечки ставит, у каждого свои петельки.
Завтра будет зима. Завтра будут узоры на стёклах.
Я буду улыбаться, мне будет спокойно. Всё суетное вдруг остановится. Кроме твоих глаз, кроме твоего голоса ничего не услышу. И будет падать снег. И будет легко.
Завтра будет зима. Завтра будет утро.
2010«Заиндевелые тюльпаны»
Заиндевелые тюльпаны
Сплету в узор холодный слов,
Спою про синие туманы
На мятной сети городов.
Когда опять в уставшем сердце
От бунтов, бурь и от тоски
Зажгутся чувства красным перцем,
Я обниму метель в тиски.
Зимы листы в холодных далях
Вдруг расцветятся в радуг вязь,
Их отчеканят на медалях,
И «за покой» вручат, смеясь,
Нам всем небесные пожары,
И глянет неба чернь без глаз,
И утра наготу в тот час
Разбавит розовость гитары.
Моя девица
Запах дождя,
грома раскаты крошатся.
Умеешь ли ты быть одна,
моя хорошая?
Наискосок шпарит серая вода,
умывает деревца.
Видишь ли ты все еще чудеса,
моя девица?
Небо, как с черно-белой фотки,
вдалеке шум. Мурашки.
Сможешь ли ты пройти через горизонт
мутный и шаткий?
Умеешь ли ты смеяться,
моя лапушка?
Дождь оставил глубокие борозды
на серебре радужки.
Корабль и самолёты
Пузырится закат, золотыми и красными брызгами.
Мой корабль на якоре плещется по стеклу.
Всё что было, как будто снится, давно забытое,
Но теперь вспоминается.
Светом пускаются вглубь
Под стекло, переполнены трепетом, руки.
А в небесном шатре твоих самолётов следы
Так бесстыже видны. А в небесном шатре
Есть сундук мертвеца,
и он полон волнительной ерунды.
Там улыбки, там снег,
там собачьи следы во дворе,
И глаз твоих прямота несмешная.
Пузырится закат, закипает во мне облаками,
Мой корабль так хочет сняться с цепи наверх,
И плыть, за твоих самолётов следами,
Над туманом, и так,
чтобы гладить солнечный мех
Неистовых красок.
Поднять якоря!
Февралиные бусы
Вижу вещие сны и пропускаю
февраль сквозь пальцы.
Зима тает тихо, тонко, да очень быстро,
как белая нитка
Тяну её через месяца ледяные пяльцы,
Стежками кладу в горизонта линию зыбкую.
Февраль уплетает за обе щёки
сказок и бусин ряды.
Небо волнительно жмётся теменью
к краю холма.
Новые дни тонут в свежем снеге,
едва оставляя следы,
Новых путей узоры рисует
в ладонях моих зима.
Всё это совершенство, смирение,
благодать и покой
Сыплется с веток приветливым
радужным блеском.
До всех неземных прозрений
отсюда подать рукой,
А благ земных утешение прячется
в веер минут нарезкой.