Поэтому, обоснованно не рассчитывая на счастливый случай в лице «благосклонности» шефа к слову, отсутствующего на рабочем месте Иванов проявил истинно «беспартийную скромность». Он запер дверь, вывесил «завещание» на тему «не поминайте лихом!» и, не заглядывая в приёмную: нечего баловать не оправдавшую надежд Машу вышел на обшарпанное, полуразвалившееся крыльцо прокуратуры.
Дорога с учётом всех «входящих и исходящих» занимала минут сорок, а то и больше. Сегодня Иванов имел все основания считать, что ему крупно повезло: автобусы подходили на удивление быстро и даже с опережением графика наверняка отсутствующего не только на указателе у прохудившегося остановочного павильона, но и «в природе». Вопреки обыкновению, сегодня автобусы «выходили на точку» одновременно с Ивановым. Ждать не пришлось не минуты, а на пересадке от Александра Сергеевича и вовсе потребовалось «слегка размяться», чтобы успеть добежать до отходящего ЛАЗА и запрыгнуть в его чрево
Глава восьмая
В марте любого года холодного и не очень Зелёный дол представлял собой зрелище не для слабонервных. И не только по причине специфического контингента и специфических же проявлений его. Снежные сугробы, которым больше подходило определение завалов, в течение всей зимы были покрыты толстым слоем чёрного пепла: отапливался посёлок по-старинке местной котельной. По причине «географии и бытовых нюансов» дома местных жителей заносило снегом по самую крышу, а когда начинало таять, то аборигенам оставалось лишь «караул» кричать: ни о какой ливневой канализации здесь и речи быть не могло. Природа сама прокладывала себе дорогу по обыкновению, прямо через дворы местных жителей. Что же до «Караула!», то он был классическим «гласом вопиющего в пустыне»: традиционно оплошавшее начальство вместе с подопечными уповал только на милость Божию.
По сумме причин улицы, дороги и тропинки Зелёного дола с прибавлением градуса становились классическим бездорожьем. Если прямо непролазными топями. Преодолеть их можно было только ранним утром, по свежему ледку.
Но летом Зелёный дол преображался. Правда, заслуги местных властей в этом опять не было: всё предписывалось законами природы. Местность словно вспоминала былое и свои «реквизиты», обязывающие «соответствовать» хотя бы частично. Даже «хрестоматийный» налёт сажи на всём подряд не снижал впечатления. Деревня она и есть деревня: каждый дом по старинке окружали многочисленные клёны, тополя, берёзы, карагачи даже сосны. Останки парка культуры и отдыха, некогда знаменитого на весь город, воскресали оазисами чудом сохранившихся лесных насаждений. Поскольку народу в посёлке было негусто, то не только в останках парка, но и на ветвях придомовых деревьев слышался гомон птиц, давно уже ставших экзотикой в областном центре: кукушка, дятел, жаворонок, иволга, снегирь и даже обыкновенная синица.
Иванову нечасто «выпадала удача» посещать эти, далёкие от благословения Господня, края. Но если «выпадала», да ещё летом, то всю дорогу от автобусной остановки до бревенчатой избы Зеленодольского отделения милиции он преодолевал нарочито медленным шагом. И риск нежелательной встречи с аборигеном стоил того: где ещё в их «индустриальной столице» можно было увидеть живую природу живьём?
Но сейчас «природа» не радовала: солнце уже взошло, и последние остатки спасительного льда растаяли под его лучами, такими неуместными «в свете реалий» Зелёного дола. Поэтому до милицейской «избушки на курьих ножках» Иванов добрался измученным донельзя и по колено в грязи. Последнее оказалось совсем даже не фигуральным выражением: не только ботинки, но и брюки Александра Сергеевича претерпели от «зеленодольского марта».
Зато встречали Иванова «на высшем уровне»: начальник Зеленодольского ОМ майор Штыков, начальник ОУР Старогородского РОВД капитан Галимов, и целая группа «оперов», как зеленодольского, так и старогородского «розлива». Конечно же, все они были рады видеть Иванова: «не пропадёт наш скорбный труд, и дум высокое стремленье».
Работали уже?
Это был первый вопрос, который Иванов задал после того, как частично привёл себя в соответствие с занимаемой должностью.
Не только работали, но и отработали, усмехнулся Толик Галимов. Но, разумеется, не под протокол: ждали тебя.