А если он не захочет? спрашивали ее.
У меня захочет! отвечала Людмила, и было до озноба понятно, что она не шутит.
А если девочка родится? не унимались скептики.
В окно выброшу! с ненавистью цедила честолюбивая мать, и закрадывалось чудовищное подозрение, что она не шутит и тут.
Шахова принимала лекарство по часам, так что красть их у нее было двойной подлостью. Тем не менее часы исчезли. И тотчас собравшиеся принялись гадать, кто бы мог это сделать. Спорили. Бесстрашно вступали в область предположений, объектом которых мог стать любой, особенно если он имел неосторожность в это время выйти из комнаты. Шура взбеленилась. Хотелось вмешаться, даже наорать на них. Но это было невозможно, и по весьма основательной причине. Физиономия пылала. Наверняка она уже приобрела цвет хорошего помидора. Сейчас если кто-нибудь только глянет на нее, дальше можно не искать преступницу. Уткнувшись в свою, с позволенья сказать, редактуру, несчастная страдала молча, чувствуя, как подползает бредовый страх, что это таки она в затмении разума сперла людмилину собственность.
Пуха! внезапно выкрикивает кто-то. Точно! Как она тогда без спросу к Лисицыной в карман залезла и семечки вытащила, помните?
Помнил кто-нибудь столь примечательное событие или нет, осталось неясным. Но предположение встречает благосклонный отклик. Ведь машбюро находится в соседней комнате, вцепиться в кудри автора гипотезы некому. И присутствующие наперебой, с видимым облегчением затараторили, что, мол, конечно, еще бы, просто непонятно, как они сразу не догадались
Ничего не докажешь!
Как это не докажешь? А семечки?!
Ну, мало ли
Ты что, сомневаешься?
Нет, но Пуха Она наглая такая Разве признается? Ей только заикнись, она тебя же
Если это Пуха, с ней я связываться не собираюсь! отрезала Шахова. Здоровье дороже. Мне моего мальчика скоро рожать, скандал мне не нужен!
Принимая во внимание больное сердце потерпевшей и неистовый нрав обвиняемой, все признают такое решение разумным и, еще малость потолковав о том, как нехорошо брать чужое и почему у некоторых совсем нет совести, ассоциативным путем возвращаются к вопросу, из-за которого отдел лихорадило все последние дни.
Я прийти в себя не могу! В первый раз вижу, чтобы человек так беззастенчиво
Это плевок в лицо коллектива!
Так оставлять нельзя! Иначе каждый, кому вздумается, будет Неужели мы ничего, совсем ничего не можем с ней сделать?!
Поначалу эти пересуды без оглядки велись в присутствии новенькой, и она развлекалась, пробуя мысленно восстановить картину происшествия, поднявшего такую бурю. Но еще прежде, чем все звенья встали на свои места, поняла назревает травля. Гадость какая. Придется расстаться с надеждой выдать себя за незаметную тихоню. Итак, вперед, была не была!
Какое у вас красивое имя, Зита.
Ух, как проворно все ближайшие головы вертанулись в ее сторону! Хотя, право же, эти слова она произнесла только чуть громче обычного.
На самом деле я Розита! немного поспешно, но весело откликнулась аппетитная толстушка в облегающем черном платье с красными крупными цветами. Про это имя даже стих есть:
Спит Розита и не чует,
Что на ней солдат ночует.
Вот пробудится Розита
И прогонит паразита!
Вы забываетесь! Мы здесь на работе! взвизгнула Тамара Ивановна. Столь нервический взвизг означал, что Шура ошиблась: травля не назревает, она в разгаре.
Но ведь сейчас перерыв, Тамара Ивановна. Немудрящая шутка помогает народу восстанавливать свои силы, растраченные в трудовом порыве.
От изумления у Тамары Ивановны буквально отвисает челюсть. Такого она от Гирник не ожидала. А зря. У Шуры, слава богу, и гены, и школа: мама, вот кто умеет приструнить начальство! Вплоть до: «Выйдемте, прошу вас, на площадь перед заводоуправлением». «Это еще зачем?» «Там я смогу высказать все, что о вас думаю. А если я это сделаю здесь, вы можете притянуть меня к ответу за оскорбление при исполнении служебных обязанностей!»
Да, чего-чего, а начальства Шура не боится. Никакого, будь оно хоть министром. Зато у нее есть причины опасаться другого. Самой себя. Тех же маминых генов, той же ее школы. В семейном арсенале плоховато со шпильками и булавками, там все больше тяжелая артиллерия, мало пригодная для конторских позиционных боев. Пассаж насчет народной шутки большая удача, это ее, как скажет та же мама, «ангелы надоумили». Она, неподражаемая Марина Михайловна Гирник, зверь большой и мирный. Долго терпит мелкие наскоки, но уж коли взорвется, способна так шарахнуть кулаком, что обидчик с валидолом в зубах устремится в медпункт, а победительница, растерянно уронив свои могучие красные руки молотобойца, будет смотреть на покореженный кульман. И умная, поседевшая в конторских сражениях коллега вздохнет грустно: «Ну зачем вы так? С ним надо иначе. Вы его сперва распускаете слишком, потом слишком пугаете. Посмотрите, как я делаю: чуть он головку поднимет, я его легонько по темечку тюк! Он опять, и я снова тюк!»