Гигантский артишок? Как мило! Ты знаешь, что цветы это
Половые органы растений! перебила я, довольная своим «мы все учились понемногу».
Хм. Я совсем не то хотела сказать, но ход твоих мыслей мне нравится.
Очень долго будет стоять! выпалила я обещание флориста, присаживаясь на диван. Он пригласительно скрипнул.
Мы накалывали на шпажки ржаные гренки, макали их в фондю и молча ели. Было пряно, вкусно и немного неловко. Я почему-то вспомнила, что если бы не приглашение Регины, я бы пошла сегодня с коллегами после работы в ирландский паб. Мы бы опрокидывали пинту за пинтой, громко хохотали и флиртовали с Максом бледным, анемичным официантом, похожим на Мэрилина Мэнсона без грима. Макс бы сильно смущался, лыбился, пряча зубы, и непременно принёс бы три текилы за счёт заведения. А Ренард, я посмотрела на часы (куда-то торопишься? тут же среагировала Регина), сейчас, наверное, тоже что-то готовит. И, может быть, не для себя одного. Он отменно готовил, просто виртуозно! И также виртуозно расправлялся с едой, смакуя каждый кусочек, наслаждаясь каждым пред и послевкусием. Он познавал. Еду, жизнь, женщин.
Я залпом допила своё вино. Во рту стало терпко и уступчиво. В груди забилась птица, требовательно и порывисто, оперившаяся, готовая к первому, далёкому и опасному полёту. Я притянула Регину за вырез футболки и поцеловала в губы.
Она раздевалась по-мужски, стаскивая футболку через голову. И раздевала по-мужски одним рывком джинсы и трусики. По-мужски же, властно, убедительно, даже методично, осваивала новую территорию. Я подумала вдруг, даже преисполнилась уверенностью, что Регина видела себя если не вообще, то сейчас мужчиной, и это доставляло ей особое, острое, даже болезненное удовольствие.
А рыжие парни никогда не обращали на меня внимание, никогда не влюблялись в меня. Такая вот странность.
После близости, которой не могло или не должно было быть, после неумышленной близости или противоестественной нестерпимо, просто до одури хочется переместиться в любую обстановку, желательно знакомую, родную, где бы ничто не напоминало о происшедшем. Окунуться в какое-нибудь монотонное занятие, требующее дотошного внимания, и отсрочить, отдалить момент, когда воспоминания и ощущения от «содеянного» нагрянут без стука и рассядутся вокруг тебя, зажмут в кольцо. И ты прогонишь эти воспоминания, пинками и взашей, захлопнешь за ними дверь, лязгнешь засовом, поставишь квартиру на сигнализацию, забаррикадируешься, для верности, крупногабаритной мебелью. Как барракуды они образуют воронку, чтобы защититься от врага, от любого непрошенного гостя (а я тоже кое-что знаю о позвоночных). Барракуды баррикады.
Или, напротив, придвинешься к ним, к этим непрошенным, но самым желанным гостям поближе, улыбнёшься каждому, чаем всех напоишь и скажешь: «чувствуйте себя как дома».
Засыпать с кем-то после и просыпаться утром для меня не одно и то же. Если и просыпаться с кем-то, то только с тем, с кем готова уснуть хотя бы ещё раз. Утро священно и безапелляционно. Оно как похмелье в самом широком смысле. Утром ты всё понимаешь и знаешь, как хочется: пустой подушки рядом или примятой чьим-то лицом. Новым и, возможно, не совсем желанным.
Я осторожно высвободилась из-под пледа и встала с дивана, тот укоризненно скрипнул. По тому, как лежала Регина, как мерно приподнималась вдохами её грудь, трудно было понять, спит она или притворяется. Медные пряди, спутавшись как в сговоре, заслоняли лицо, прятали его от меня. Регина лежала на боку, ноги согнулись в коленях как будто крутила педали на велике, да так и заснула. В лицо мне смотрели две розовые ступни сорок первого размера. В полумраке тело Регины казалось жёлтым, как банановая кожура, снятая с плода.
А ведь так и было: я поскользнулась на Регине, как на банановой кожуре, и больно ушиблась затылком, когда упала. Я достала свой мобильник и украдкой сфотографировала спящую. Это мгновение я назову «Интенсивная терапия».
Одевшись, я вышла из комнаты и завернула на кухню. Стало неловко сразу бежать в прихожую и одеваться. Я выкурила сигарету учтивости, смыла окурок в туалете и ушла, тихо притворив за собой дверь. Покидая подъезд, я знала, что если обернусь, то замечу её рыжую голову в окне. Знала, что она не спала и дала мне время на побег. Я словно увидела, как после моего ухода, Регина пошевелилась в постели, откинула волосы с лица, как встала и, нагая, прошлёпала на кухню, где закурила мою сигарету (я специально оставила свою пачку) и подошла к окну.