Нам кажется, что мы просто наблюдаем множество событий вокруг нас, описываем их, а из этих фактов (то есть событий, уже описанных, названных, отраженных чьим-то словом) мы составляем истории, расставляя факты в хронологическом порядке, выделяя факты-причины и факты-следствия.
Но верна ли это схема?
Может быть, верна обратная схема?
Не факты складываются в истории, а наоборот, уже имеющаяся в нашем сознании модель истории подсказывает нам, какие из мириадов фактов включить в историю, а какими пренебречь; какие факты посчитать значимыми, типичными и подлинными, а какие третьестепенными, неважными или, вообще, выдумкой.
Ещё до начала рассказывания истории, мы уже имеем в голове схему, позволяющую нам отличить значимое от незначимого и правду от вымысла.
Все мы, независимо от выбранной нами истории чувствуем боль. И даже если нам кажется, что те истории, через которые мы объясняем мир, полностью субъективны, то уж боль то должна быть абсолютно объективной. Но, во-первых, мы осмысляем боль через истории. И есть такие истории, которые позволяют нам даже добровольно принимать боль, если мы считаем, что в боли есть смысл, что она принесет нам благо. Во-вторых, осмысление событий может вызвать и чисто субъективную боль, то есть боль, зависящую только от нашего личного и пристрастного понимания происходящего.
Конечно, события существуют независимо от нашего сознания и независимо от наших моделей истории. Но мы воспринимаем события не столько через непосредственный личный опыт и личное наблюдение, сколько через рассказ, через историю, через набор уже отобранных фактов, то есть уже проинтерпретированных кем-то событий. Наш мир гораздо больше и шире того, что мы можем лично ощущать и наблюдать.
Наш мир это мир историй, в который встроены и наши непосредственные наблюдения, то есть наш эмпирический опыт. И этот наш опыт мы тоже должны перевести в формат истории, рассказанной себе и другим.
И именно история, которой мы объясняем мир, воспринимается нами как наиболее правдивая и истинная. И через эту модель мы и смотрим на мир.
Почему мы считаем, что схема, присутствующая в нашем сознании, позволяет нам верно отличать значимое от незначимого и правду от вымысла?
Только по одной причине: все вокруг думают так же и не подвергают это сомнению. Мы думаем, как все, и потому уверены, что правы.
История может существовать только в сообществе, только как социальное явление.
Это вовсе не похоже на то, чему нас учили. Это вовсе не укладывается в рамки философии позитивизма.
Но и сам набор фактов, которые лежат в основе той истории, которое разделяет сообщество, может сложиться только в том случае, если значительная группа людей мыслит в схожей модели истории. Вне этой общности людей и сам набор фактов теряет смысл.
У каждой общности свой набор основных фактов и своя модель истории.
Тогда встает вопрос: «А есть ли смысл в накоплении и собирании фактов?». Факты это отражение модели истории. Иные модели иные наборы фактов и иное восприятие фактов, иная интерпретация фактов.
Понимание истории это не огромный багаж «дней минувших анекдотов», а осознанный выбор модели истории.
Почему мы выбираем ту или иную модель?
Мы либо бездумно соглашаемся с той моделью, которую навязывает нам ближайшее окружение и школа, либо, пережив катастрофу и не найдя ей адекватного объяснения внутри знакомой модели, мы сознательно или бессознательно ищем новую модель. И дело здесь не в объясняющей силе модели. Любая модель истории при совсем незначительной корректировке при желании может подойти для объяснения любой ситуации. Главное при выборе модели понять, с кем я хочу быть, частью какого МЫ я хочу стать. При смене модели сначала мы выбираем другую общность, с которой мы хотим себя соотносить.
И еще один очень важный момент: имея в голове модель истории и уже принадлежа к определенной общности людей, человек еще до знакомства с историческими событиями (точнее, с их описаниями) уже «знает» что возможно, а что невозможно; что может быть правдой, а что явная ложь. Модель истории представляет собой и фильтр возможного-невозможного.
Постараюсь пояснить это примером.
Самый понятный пример отношения к факту Воскресения Христова. Присмотритесь. Еще до того, как обратиться к свидетельствам о Воскресении, мы изначально решаем для себя, относится ли воскресение к классу вероятных событий или оно совершенно невозможно. И это, прежде всего, зависит от нашей модели истории, а конкретно, от ответа на вопрос о том, кто, кроме человека оказывает влияние на события.