Кажется, никто в этот вечер не помнит злого, все внимательны и добры друг с другом, дети смеются. Набережная N ухожена, освещена электричеством. Молодежь подтягивается к дощатому настилу танцевальной веранды. Скоро заиграет вальс.
От южного конца набережной, оттуда, где кончаются фонари, и деревья растут уже в беспорядке, отходит, как бы продолжая ее между деревьями, неровная тропинка. Если пойти по ней, то метров через двести тропинка приведет к глухому зеленому забору, резко свернет вдоль забора под откос и вскоре стушуется. Если в этот сумеречный час не окажется желания карабкаться сквозь заросли вниз к реке, то придется вернуться.
Глухой зеленый забор над лесистым откосом - единственная доступная постороннему взгляду часть особого охраняемого квартала города Зольска, квартала, сложенного из четырех больших земельных участков, в недрах каждого из которых стоит по огромному дому.
С противоположной стороны к этому кварталу ведет грунтовая дорога, и там в заборе имеются на значительном расстоянии друг от друга четверо ворот - железных и всегда запертых. Ни номеров, ни иных опознавательных знаков на воротах этих не найти. За четырьмя воротами живут четверо людей, представляющих собой верхушку, или лучше сказать - острие партийно-государственной пирамиды района. Именно: первый и второй секретари Зольского райкома ВКП(б), председатель Зольского исполкома и начальник Зольского райотдела НКВД Степан Ибрагимович Баев. Ворота Степана Ибрагимовича последние, если считать от набережной. Справа от ворот в заборе есть еще и калитка. Она была в тот субботний вечер не заперта.
Изнутри над калиткой подвешен медный колокольчик, звенящий при входе в нее, однако от калитки до дома дистанция еще очень большая - метров пятьдесят, не меньше, - так что слышно его в доме едва ли. В сгущающихся сумерках дом не сразу можно и разглядеть, войдя в калитку - настолько плотно обсажен он деревьями и кустарником.
Архитектура его не совсем обычна: дом одноэтажный, с почти совершенно плоскою крышей, но очень большой по площади - вместе с хозяйственными пристройками и огромной террасой - сотки в три. Основной вход в него - прямо на террасу, с небольшого крылечка под фонарем, обращенного в сторону ворот. От калитки к крылечку выложена красным кирпичом дорожка среди кустов шиповника. На бескрайнем участке вокруг дорожки отменные порядок и чистота: ровно подстриженные кусты и газоны, ухоженные клумбы с цветами. Каждый предмет в усадьбе - от белой ажурной беседки среди деревьев до самодельного устройства из трех обувных щеток у крыльца - внушает представление о достатке и аккуратности.
Впервые в тот вечер медный колокольчик над калиткой подал свой голос без четверти восемь. И словно по уговору на огромной террасе до этой минуты почти невидимого дома зажглись одновременно несколько ламп. Белый электрический свет пролился сквозь стекла на ближайшие к дому деревья, а вся усадьба от этого как будто глубже погрузилась в сумерки.
У начала кирпичной дорожки стоял первый гость Степана Ибрагимовича - седой, стриженный ежиком мужчина лет пятидесяти, с суровыми чертами лица. Мужчина одет был в военный френч без знаков различия. В одной руке нес объемистый сверток, предназначенный, как видно, в подарок, другою вел под локоть наряженную в нечто блестящее супругу. Мужчину звали Василий Сильвестрович Мумриков - капитан Мумриков, заместитель начальника РО НКВД, начальник СПО - секретно-политического отдела.
Не успел Василий Сильвестрович дойти до крыльца, как колокольчик зазвенел снова. Один за другим стали подходить гости.