И тут вновь не выдерживает Лопатин, и он, придерживая себя одной рукой за бороду, а другой собранной в кулак, за стол, на который она упёрлась, с долей нездорового скептицизма по отношению к Спински (в общем, он готов того уже прибить) требовательно задаёт вопрос. Ну, что они сказали? На что Спински, явно специально делает наиглупейшее выражение на своём лице и, с тупым видом уставившись на Лопатина, как будто в первый раз его видит, и совершенно не понимает, кто это таков, после небольшой паузы заявляет. Они требуют подозвать к телефону мурло. И в другой раз эта шутка Спински была бы принята на ура, но сейчас никому из здесь находящихся людей совсем было не до шуток, и отчасти поэтому, Спински был никем не понят, и теперь уже члены совета выглядели до удивления растерянно. С чем они и принялись переглядываться между собой, пытаясь, как они уже не раз и всё бесполезно пробовали делать, найти ответы на свои вопросы на этих, таких же как у них ничего непонимающих лицах.
И опять Лопатин берёт слово. А ну, повтори. Жёстко заявляет Лопатин, и Спински слово в слово повторяет. Что на этот раз приводит Лопатина в задумчивое состояние духа и тела, где он с углублённым взглядом упирается в стол. И так он взглядом в стол упёрся, что кажется, что он больше от него не оторвётся. Но тут он вдруг поднимает свою голову, а в этот момент все вокруг отчего-то не сводят с него своих взглядов, и с неким прозрением в лице смотрит на пана Хлебовски. И тут всем становится крайне интересно, что же такого высмотрел Лопатин в Хлебовски. И теперь Хлебовски, которого и никто не собирался спрашивать, становится центром притяжения взглядов всех членов совета. Отчего Хлебовски становится не по себе и очень прохладно за себя, и он не выдерживает и в замешательстве нервно вопрошает: «Что вы на меня все смотрите? Что вы такого увидели?», и начинает суетливо шарить у себя по карманам руками.
И лучше бы Хлебовски промолчал, а как только он вслух озадачился вопросами, то все эти смотрящие на него люди, наконец, увидели в нём то, что скорей всего, ранее в нём увидел Лопатин. А тут как раз звонок телефона подоспел. И Спински берёт трубку и в ответ на заданный вопрос из трубки говорит: «Сейчас позову», и, протянув трубку в сторону Хлебовски, говорит. Это тебя. Ну а Хлебовски ничего другого не остаётся делать, как подойти к трубке.
Я слушаю. Говорит Хлебовски после небольшой паузы, во время которой он пытался прислушаться к стоящей в телефонной трубке тишине.
Значит, это ты? после своей особенной паузы, вдруг звучит голос из трубки. И Хлебовски только и остаётся, как согласиться. Да.
А ты сам как считаешь? следует вопрос.
Про что? спрашивает Хлебовски.
Что их выбор остановился на тебе.
Разве я мог что-то сделать? оправдывается Хлебовски.
Выходит, если все так решили, то значит, так оно и есть. Звучит голос из трубки.
Выходит. По инерции уже говорит Хлебовски.
А как же свобода личности и индивидуальное начало, если в итоге приходится подчиняться общему мнению. Просто удивлён человек в трубке. На что Хлебовски и не находит, что ответить. Ладно, с этим вопросом повременим, после небольшой паузы говорит незримый собеседник Хлебовски. А вот ты мне скажи, тебе не кажется, что не выстраданная вера ничего не стоит? задаёт вопрос собеседник Хлебовски. И от этого вопроса Хлебовски становится уж больно предчувственно тревожно на душе, хотя там и так на месте мало что было. И Хлебовски совершенно не имеет желания отвечать на этот страшный своими перспективами вопрос, но разве у него есть выбор. И когда там, в трубке, так тяжело для его слуха замолчали, Хлебовски прямо почувствовал, что ему в ухо тяжело вдыхают мрачные мысли о его будущем, если он, конечно, не поторопится с правильным ответом, он отрывает прилипший к гортани язык и говорит. Не стоит.
Ты первый, кто меня за сегодня порадовал. Звучит голос в трубке, но Хлебовски оттого, что он так сумел угодить своему собеседнику, не легче. Он подозревает, что за этим последует совсем не такая светлая часть разговора. И Хлебовски не ошибся.
Когда утверждения не основываются на фактах и аргументах, а в сегодняшним выборе тебя в качестве а не важно в каком качестве, ничего из этого не прослеживалось, то значит, они в своём доказательстве упираются только на некие внутренние верования. Которые получи в будущем доказательную базу, становятся законами и правилами, а не получив их, они так и остаются верованиями. А ложными или непреложными, то это для уверовавшего человека совсем не важно. Вот мы и посмотрим сейчас, насколько крепка вера этих людей Да хотя бы в себя. Опять в трубке настаёт тяжёлая для Хлебовски тишина, за которой, теперь он уже точно, не догадываясь, знает, что последует нечто страшное.