Надо мною тоже выше начальство есть... Эта ваша вольнодумная выходка может дойти до государя... Что это вам пришла за фантазия!..
- Казак, - говорю, - по дурному примеру напился пьян до безумия и ударил меня без всякого сознания.
- А вы ему это простили?
- Да, я не мог не простить!..
- На каком же основании?
- Так, по влиянию сердца.
- Гм!.. Сердце!.. На службе прежде всего долг службы, а не сердце... Вы по крайней мере раскаиваетесь?
- Я не мог иначе.
- Значит, даже и не каетесь?
- Нет.
- И не жалеете?
- О нем я жалею, а о себе нет.
- И еще бы во второй раз, пожалуй, простили?
- Во второй раз, я думаю, даже легче будет.
- Вон как!.. вон как у нас!.. солдат его по одной щеке ударил, а он еще другую готов подставить.
Я подумал: "Цыц! не смей этим шутить!" - и молча посмотрел на него с таковым выражением.
Он как бы смутился, но опять по-генеральски напе-тушился и задает:
- А где же у вас гордость?
- Я сейчас имел честь вам доложить, что у меня нет гордости.
- Вы дворянин?
- Я из дворян.
- И что же, этой... noblesse oblige [Благородное происхождение обязывает (франц.)]... дворянской гордости у вас тоже нет?
- Тоже нет.
- Дворянин без всякой гордости? Я молчал, а сам думал:
"Ну да, ну да: дворянин, и без всякой гордости, - ну что же ты со мной поделаешь?" А он не отстает - говорит:
- Что же вы молчите? Я вас спрашиваю об этой - о благородной гордости?
Я опять промолчал, но он еще повторяет:
- Я вас спрашиваю о благородной гордости, которая возвышает человека. Сирах велел "пещись об имени своем"...
Тогда я, чувствуя себя уже как бы отставным и потому человеком свободным, ответил, что я ни про какую благородную гордость ничего в евангелии не встречал, а читал про одну только гордость сатаны, которая противна богу.
Сакен вдруг отступил и говорит:
- Перекреститесь!.. Слышите: я вам приказываю, сейчас перекреститесь!
Я перекрестился.
- Еще раз!
Я опять перекрестился. - И еще... до трех раз! Я и в третий раз перекрестился.
Тогда он подошел ко мне и сам меня перекрестил и прошептал:
- Не надо про сатану! Вы ведь православный?
- Православный.
- За вас восприемники у купели отреклись от сатаны... и от гордыни и от всех дел его и на него плюнули. Он бунтовщик и отец лжи. Плюньте сейчас.
Я плюнул.
- И еще!
Я еще плюнул.
- Хорошенько!.. До трех раз на него плюньте!
Я плюнул, и Сакен сам плюнул и ногою растер. Всего сатану мы оплевали.
- Вот так!.. А теперь... скажите, того... Что же вы будете с собой делать в отставке?
- Не знаю еще.
- У вас есть состояние? ч
- Нет.
- Нехорошо! Родственники со связями есть?
- Тоже нет.
- Скверно! На кого же вы надеетесь?
- Не на князей и не на сынов человеческих: воробей не пропадает у бога, и я не пропаду.
- Ого-го, - как вы, однако, начитаны!.. Хотите в монахи?
- Никак нет - не хочу.
- Отчего? Я могу написать Иннокентию.
- Я не чувствую призвания в монахи.
- Чего же вы хотите?
- Я хочу только того, чтобы вы не думали, что я умолчал о полученном мною ударе из-за того, чтобы остаться на службе: я это сделал просто...
- Спасти свою душу! Понимаю вас, понимаю! я вам потому и говорю: идите в монахи.
- Нет, я в монахи не могу и спасать свою душу не думал, а просто я пожалел другого человека, чтобы его не били насмерть палками.
- Наказание бывает человеку в пользу. "Любяй на-казует". Вы не дочитали... А впрочем, мне вас все-таки жалко. Вы пострадали!.. Хотите в комиссариатскую комиссию?
- Нет, благодарю покорно.
- Это отчего?
- Я не знаю, право, как вам об этом правдивее доложить... я туда неспособен.
- Ну, в провианты?
- Тоже не гожусь.
- Ну, в цейхвартеры! - там, случается, бывают люди и честные.
Так он меня этим своим разговором отяготил, что я просто будто замагнитизировался и спать хочу до самой невозможности.