Бесшумно двигаясь, взмахивая платком, она задевала то край умывальника, то стенные часы, то цветочный горшок.
Глаза ее были полузакрыты. На лице я заметил выражение тихого счастья. Этот безмолвный хореографический номер производил ужасное и трогательное впечатление.
Я разбудил Лиду, и несколько мгновений она следила за гостьей. Потом натянула халат, включила магнитофон и с грохотом отворила рамы. Мне нравилось, что Лида всегда так быстро переходила от глубокого сна к активной деятельности. За исключением тех минут, когда я домогался ее любви...
Я посмотрел в окно. С девятого этажа казалось, чхо ка земле царит абсолютный порядок. Газоны ярко и аккуратно выделялись на сером фоне. Ровные линии деревьев образовывали четкие углы на перекрестках. В эту секунду я испытал знакомое чувство, от которого мне делается больно. Мне захотелось оказаться там, на ветру перекрестков. Там, где человеческое равнодушие успокоило бы меня после всей этой духоты, любви и нежности...
Гостья услышала шум и оказалась на пороге.
- Чего ты поднялась? - спросила Лида. - Еще автобусы не ходят.
- Нужно позвонить в Москву. - Антонина Георгиевна решительно сняла трубку.
По неумолимым законам абсурда ее тотчас же соединили.
- Семен, - крикнула она, - ты дома?
- Ты всех разбудишь, ненормальная, - сказала Лида.
- Семен, значит, ты дома! А я была уверена, что ты развлекаешься!
- Тошка, перестань, - сказала Лида и добавила: - Это ее муж...
- Я думала, что у тебя сублимация. Должен же ты сублимировать научный потенциал?! Отвечай, вейсманистморганист!.. Где Митя? Позови Митю! Позови моего сына, негодяй! Позови, иначе я буду звонить каждые три минуты! Причем не тебе, а самому Косыгину!..
- Перестань, - сказала Лида, - ты у меня в гостях. Ты не должна оскорблять людей. Мне это неприятно.
Антонина Георгиевна бросила трубку. На лице ее выступили розовые пятна.
- Поеду на "Ленфильм" и все скажу Киселеву. Кисель меня поймет.
- В шесть часов утра? - засмеялась Лида. - Тебе придется излить душу швейцару.
- Я скажу им все, - продолжала гостья, - абсолютно все. Я им такое припомню! Пушкина убили, Лермонтова убили, Достоевского сделали эпилептиком... Достоевского им не прощу! Вот кого жалко, хоть он и украл, паскуда, мой сюжет!..
- Успокойся, - говорила Лида, - успокойся. Ложись и спи. Дать тебе валерьянки?
- Поеду на "Ленфильм" и крикну в матюгальник:
"Да здравствует Солженицын!"...
Лида обняла ее и с трудом уложила в постель. Мы тоже легли.
- Ненормальная, - шепнула Лида, - Тошка - ненормальная. Я в этом окончательно убедилась. Ей нельзя пить. Ей надо лечиться. Казалось бы, жизнь дала человеку все! Славу, деньги, общественное положение, муж - кандидат наук, зоолог... Сын шахматами увлекается, близорукий, правда...
- Ты понимаешь, - начал я, - кино - это много ступенчатая иерархическая система. На заводе, скажем,
все трудящиеся более или менее равны. А значит, тяжелым комплексам нет места. В кино же расстояние от нуля до высшей точки - громадное. А значит, все показатели на шкале достоинств...
- Откуда ты знаешь про кино? - спросила Лида.
- Догадываюсь. Существует интуиция...
- А про завод?
- Допустим, я был на экскурсии, читал и вообще...
- Что ты можешь знать, сидя в этой дурацкой библиотеке? - усмехнулась Лида.
- Да, я работаю в библиотеке. Не понимаю, что тут смешного. По-твоему, старший библиограф не имеет отношения к литературе?
- Старший продавец ювелирного магазина тоже имеет отношение к золоту.
- Ты не учитываешь...
- Хватит, -шепнула Лида, - я все это слышала тысячу раз. Спи, дорогой.
- Я только хотел объяснить, что есть внешняя сторона жизни, которую индусы называют пеленой Майа...
Но Лида уже спала. Или притворялась, что спит...
Не прошло и часа, как отворилась дверь.