Н е е ет! электрик погрозил ему толстым пальцем. Понятно вот где, и он потянул художника к маленькой боковой дверце. Включил там свет и поманил «классика» к себе.
Смотри! гордо сказал он.
Перед голым Виталиком предстал удивительный интерьер. Маленький светлый сарайчик был сплошь увешан картинами.
Вот! Николай ткнул в красивого белого кота, изображенного на сиреневом фоне. А теперь читай название: «Мурка». Все ясно и понятно, как белый день: вот он кот и зовут его «Мурка». А у тебя? Ну, с «началом» ты объяснил, там еще более или менее понятно.
Художник перебил.
Коля! Понимаешь. Здесь же понимать надо. У каждого свое мировоззрение. Ты в моих картинах видишь что-нибудь?
Всякое, неопределенно ответил электрик.
Вот, поднял палец Виталик. А я конкретное, как и ты свою «Мурку». И все так: каждый видит свое. Прежде, чем понять саму картину, нужно понять самого художника. Знать, видеть его изнутри, так сказать.
Колька не согласился.
Вот я тебя теперь знаю. И вижу еще. Голого, блин. А ты меня? В рогатулину палку воткнешь и скажешь, это и есть Николай Исаков. Но я тебя тогда совсем не пойму и морду набью. Понял?
Понял, согласился Виталик, но и ты пойми гениальность человека определяется его индивидуальностью.
Значит, я тоже гениален? Колян ткнул в себя пальцем.
Да! четко подтвердил Заварзин исключительность и гениальность электрика.
Хорошо, не успокаивался Колян, тогда объясни мне вот это. И он извлек из глубин своего фонда репродукцию Малевича «Черный квадрат». Это что?
Это тоже гениальный «Черный квадрат» Малевича. Весь мир это признал. И восхищается. У тебя же вон, портрет висит и называется «Теща».
Теща, кивнул Колька.
Ну вот! поднял брови Виталик. Чего здесь непонятного: у тебя «Теща» это чисто твое, у него «Черный квадрат» это чисто его. Но твоей «Тещей» никто не восхищается, а перед «Квадратом» на коленях стоят.
Кто стоит то? Да я тебе, Колька гулко постучал себя в грудь, знаешь, таких вот квадратов по двадцать штук в день нарисую. Если не больше. «Гениальность», возмущенно взмахнул он руками. Квадратики! А сколько краски ушло, тьфу, плюнул он в угол, аж жалко.
Да, согласился Заварзин, нарисуешь ты эти квадратики, но ведь это будут твои квадратики, именно твои, ты в них мысль не заложил.
Заложил, гневно возразил электрик. все туда закладывал, всю свою жизнь в квадрат свой заложил, защищал он еще ненаписанную картину.
Вот, восхищенно воскликнул художник, и опять это будет именно твой квадрат, а не Малевича. он помахал тонкой ладошкой перед лицом электрика. Гневно помахал. У Малевича бездна, величина, а у тебя твой деревенский квадрат, в который ты вложил душу только своей деревни, но никак не Вселенной. Никогда, предупредил Виталик, никогда не рисуй квадраты, этим ты только себя опозоришь и опозоришь имя великого человека. Его вечность.
Да пошел ты на! и электрик точно указал путь, по которому должен был двинуть художник.
Оскорбленный Заварзин вскочил и закричал:
А почему твоя теща с метлой стоит?
Электрик такого каверзного вопроса не ожидал, но подумав, ответил:
Так она же дворником в сельсовете работает. И сторожем, добавил он.
Вот, опять гневно возопил Заварзин. Это называется «примитивизм» и «наив» тоже. Кстати, одно из направлений. Вот видишь, это твоя и только твоя индивидуальность. А я ведь сначала подумал, что ты подразумеваешь ее в образе Бабы Яги. А она дворник индивидуальность! Вот ты, Коля и найди и не потеряй ее. Тогда у тебя все получится.
А ты нашел? спросил тот.
Я нашел, твердо ответил голый собеседник. У меня пять персональных выставок было, и я Член Союза художников.
Да? обозлился Колька. А я Член своего члена, понял?
Художник точно понял, что разговор об искусстве может закончиться для него, если не смертельно, то с побоями точно. Положение спасла юркая Ольга.
Эй! крикнула она в предбаннике, вы что, с натуры друг друга рисуете? А-то давайте, заканчивайте и домой. Художник послушался сразу, а обиженный и непризнанный никем художник Колька еще немножко покочевряжился, потом плюнул в «Черный квадрат» и вышел в предбанник.
В общем и в целом все закончилось хорошо. Через неделю выставка вместе с художником Заварзиным уехала, а Колька дней пять взял за свой счет и все дни пропадал в своей «художественной мастерской». На пятый день измученный и заметно осунувшийся вышел наружу и уселся на крылечке. Сидел и ждал. Курил и частенько выглядывал за угол. А за углом просматривалась вся улица. Колька упорно ждал. По улице лениво проковылял косяк гусей, а воздушное пространство бороздила одинокая, как забытый шпион, ворона. Колька зло сплюнул. Но тут справа от забора, из-за стайки, что сзади, послышался шорох, и на свет божий явился Колькин сосед Семен Горяев. Николай встал и громко поздоровался.