Весь мир сошёл с ума, от войн, от революций, смут,
Как будто басен не читал, пока народ на поле боя, и
в застенках, в лагерях.
Герои басен живы и здоровы, и как один, все тут,
Не умереть им никогда, и не погибнуть, на боевых, и
революции полях.
Да ладно, оставим классиков, святых и гениев, одних, в покое,
Не изменили мир они, и лучше он не стал, как не старались,
я не скрою.
И что читает публика, а кто-то пишет для неё нравоучения,
Той публике плевать, она на грабли наступает снова, получит
снова шишки, войны и революции, гробы, страдания, мучения.
488. КУКУШКИ, ЖИВОТИНКИ И ЗВЕРУШКИ
И знает человек, и чувствует, что он как винтик, временщик,
И бесполезная деталь, на свете проживает.
И полностью быть может это сознаёт, но только лишь тогда,
Когда на век, навечно засыпает.
Не может ничего он изменить,
И вырваться из этого порочного, земного, обыденного круга.
Вращается он в нём, как и в Сансаре, живёт он просто,
проживает жизнь,
И крутиться он, бегает по кругу.
Его заботы ежедневные и боли,
Заботы и старания лесной зверушки, животинки,
собой напоминают.
Старается зверушка жить, но выше головы не прыгнет,
Как сделать этот подвиг, она пока не знает.
И вот собрались как-то две зверушки,
Вернее птички, матушки-кукушки.
Одна другой все жалобы на жизнь, и на судьбу,
все разом рассказала,
Мол вот не уважают, и не любят, гоняют, платят очень мало.
И дети уже бросили, никто ничем бедняжке ей не помогает,
Все крылья обтрепались, прохудились.
Уже как раньше она и не летает,
И все наряды, украшения поблекли, облупились.
Подруга тоже ей уже и про себя,
Все жалобы, до самой, до последней, рассказала.
И так сидели обе, и на ветке, друг другу жаловались,
Одна другую торопилась и перебивала.
Соревновались как бы, кто же, кому, похуже, пострашней,
страсти о себе расскажет,
Кому же хуже, всё таки из них, и горше жить, чем
остальным, докажет.
Так доболтались, что не заметили, как подошли
какие-то мальчишки,
И закидали их камнями, разбили в кровь, оставили
царапины, набили шишки.
Так вот, ты как дурак, сидишь на ветке,
Жизнь и судьбу свою дерь_ _м и грязью поливая.
Что будет хуже, уже через минуту,
По глупости не подозревая и не зная.
Конечно, трудно жить в грязи, в нужде, когда ты прост и
недалёк,
Борясь за тёплые места и пирога кусок.
И думать о материях высоких,
Об идеалах, истинах и звёздах, недосягаемых, далеких.
Но всё же, люди, вам негоже ползать по земле,
Монетки судорожно из грязи поднимая.
А надо бы хоть иногда, поднять бы голову, вверх посмотреть,
Тянуться ввысь, да хоть бы даже и на цыпочки вставая!
489. БРОНЕПОЕЗД И ОЛИМП
Всё может произойти в 17-ом году,
Любая революция, так как бронепоезд стоит на запасном пути.
И по всей видимости, ещё и на ходу,
Да и от судьбы и фатума, не скрыться, не уйти.
Бывает, кто-то так приелся, примелькался,
Так знаменит, в кругах определённых.
Что уже Лениным Владимиром Ильичом, с восторгом назывался,
Тем более, что и Ильич бывал в местах, но очень отдалённых.
И ни сам вождь, да и великие заслуги, тут, конечно, не причём,
Он как расхожий и знаменитый персонаж, пусть вспоминают,
ему всё ни по чем.
Кому-то просто он на язык попался,
И за неимением другого ярлыка, кто подвернулся,
тот так и назвался.
Когда же человека в теле, уже и богом называют,
То плачут или радуются при этом?
Или уже «туда» вещички собирают?
Так как неизвестно, может прибудут с Олимпа за ответом.
Что следует за этим, достиженья отмечать?
Или пора уже и за гордыню отвечать?
Никто не знает этого, и очень редко, вслух, людей
богами называют,
Не очень как бы и тактично, на небесах, там боги пребывают.
А ты, кто принял это на свой счёт, и как бы загордился,
Своею значимостью, а может быть даже и талантом.
Запомни, ты всего лишь человек, и нос не задирай, а то
забылся,
Сам знаешь, кончится чем, и отгадай, кто будет палачом,
ну или секундантом?
И вряд ли, чтоб в одном лице, и бог, и Ленин, смогли бы