Я, н-н-нет! Я ведь Вы, может быть, не знаете, я ведь по прирожденной болезни моей даже совсем женщин не знаю.
Выдуманная на скорую руку отговорка князю понравилась она навсегда избавляла его от ненужных вопросов. И в кабинете у генерала Епанчина он эту отговорку повторит.
А так-то жениться ему вполне можно было. Никто бы не запретил. И здоровье позволяло. И либидо присутствовало.
Именно страстную любовь, плотское, физическое влечение, князь испытывает и к Аглае. Правда, смириться с пониманием этого ему было трудновато. Мешала привычка относиться к женщине исключительно как к некой отвлеченной даме сердца. Ну и болезненное нежелание становиться взрослым тоже играло здесь немалую роль, хотя годы в этом смысле, как ни сопротивляйся, все равно брали свое, тут уж ничего не поделаешь.
В общем, «если бы кто сказал ему в эту минуту, что он влюбился, влюблен страстною любовью, то он с удивлением отверг бы эту мысль и, может быть, даже с негодованием» (курсив мой).
Вот оно как. И ни слова о болезни!
Чистый рыцарь
В своей книге «Тамплиеры» П. П. Рид цитирует устав храмовников: «Целомудрие, то есть целибат, для рыцарей было одним из первейших требований: «Воздержание суть сердечное спокойствие и здоровье тела. Те из братьев, кто не примет обета воздержания, да не обретут вечный покой и не сподобятся лицезреть Всевышнего, ибо воззвал апостол: «Несите всем мир и храните чистоту», а без сего никому не дано увидеть Господа нашего»3).
Таким образом, устав тамплиеров утверждает: целомудрие для рыцаря является чистотой, необходимой, чтобы узреть Господа, для чего эту чистоту и следует хранить. Именно этот постулат и озвучивается в романе когда Аглая, рассуждая о «рыцаре бедном», чуть ли не откровенно имеет в виду смущенного ее намеками Мышкина (курсив мой):
Поэту хотелось, кажется, совокупить в один чрезвычайный образ всё огромное понятие средневековой рыцарской платонической любви какого-нибудь чистого и высокого рыцаря; разумеется, всё это идеал.
Как видим, в этой фразе платоническая любовь прочно соединена с чистотой рыцаря, то есть с его плотским воздержанием.
«Вам, то есть рыцарю, девственнику»
Есть в романе один человек, который прямо указывает на Мышкина как на рыцаря-тамплиера. Это Евгений Павлович Радомский, еще один весьма загадочный персонаж, совершенно непонятый и полностью пропущенный достоеведами. Так вот. Пришедший к Мышкину после того, как Аглая порвала с князем все отношения и уже готовилась его свадьба с Настасьей Филипповной, Радомский так прямо Мышкина и назвал «рыцарем, девственником» (курсив мой):
Хотите, я разберу вам вас самих как по пальцам, покажу вам вас же самого как в зеркале, до такой точности я знаю, в чем было дело и почему оно так обернулось! Вы, юноша, <> явились с первым пылом жажды деятельности, так сказать, набросились на деятельность! И вот, в тот же день, вам передают грустную и подымающую сердце историю об обиженной женщине, передают вам, то есть рыцарю, девственнику, и о женщине!
Откуда Радомский знает, да еще «до такой точности», почему всё так вышло с князем, а также на какую такую деятельность набросился князь, это еще один вопрос, скрывающий под собой истинное, зашифрованное автором содержание романа. Я на этот вопрос подробно отвечу в другой главе.
Сейчас же отметим два слова «рыцаря» и «девственника», идущих практически парой. Суть здесь в том, что это не перечисление. Это уточнение: говорим «рыцарь» подразумеваем «девственник». И наоборот. Рыцарь-девственник. Мышкин. Это же о нем говорит Евгений Павлович, обращаясь к нему, «вам, то есть рыцарю, девственнику».
Еще одна реплика Радомского становится подтверждением Аглаиному «чистому и высокому рыцарю» применительно к Мышкину.
«Вы, родовой князь и чистый человек» говорит Радомский. Как известно, посвящение в рыцари (и в масонскую рыцарскую степень в том числе) мог получить только знатный, родовой человек, в данном случае родовой князь. А «чистый человек» из реплики Радомского это и есть тот самый девственник, чистый и высокий рыцарь Аглаи Епанчиной.
СНОСКИ К ГЛАВЕ 3: