Дочь твоя Дити явилась к нам в 8 часов утра босиком, в разодранной майке. Сбежала из круглосуточного детского сада. С трудом убедил ее вернуться и отвел ее сам туда. Мне там очень скучно» сказала она. Очень выросла и повзрослела за время твоего отсутствия. Она очень щедра: цветные открытки, которые ты ей посылаешь, дарит детям. Говорит: у меня их достаточно.
Понимаю, что ты шокирована первой встречей с Германией. До сих пор не встречал человека, получившего такой шок. Это знак, что твоя душа вбирает гораздо больше и интенсивнее, чем обычный человек.
Сегодня получил твое письмо из Берлина. Должен признаться, что твои письма читаются точно так же, как твои романы. Какое обилие событий, какие неожиданные встречи. По сравнению с этим, письма мои скудны. Не о чем рассказывать, разве лишь о политике, и ее неожиданных поворотах в нашей маленькой стране, которые особенно шумны в последние дни. Первым делом дело Лавона. Каждый день в нем возникает что-то новое. Столкновения между Лавоном и Бен-Гурионом все более усиливаются.
Вчера у малышки со мной был чудесный день. Она сама чудная. Я склонен согласиться с тобой, что девочка эта необычная: талантлива в детском своем мышлении. Удивляет меня своей уравновешенностью и внутренним спокойствием. Очень помогают твои цветные картинки.
Жду с нетерпением продолжения твоих рассказов. Успеваешь ли ты что-то писать, кроме писем?
Ты отсутствуешь целый месяц. Я уже жду твоего возвращения. Здоровье мое в порядке. Только вот хамсины не прекращаются.
С любовью, твой Израиль
Гнойные раны открываются на ее теле. Никакие мази не помогаю. Физическое и душевное состояние ее плохое, но она сделает всё, для чего приехала в Европу. В центре Берлина она ищет следы одноклассницы Герды. Их магазин тканей стал лавкой по продаже шоколада. Наоми пыталась узнать о судьбе предыдущих владельцев. Новый хозяин пожал плечами, сказал, что нашел магазин разрушенным и опустошенным. Куски тканей были разбросаны. Она пошла к дому, в котором жила Герда с матерью, стучала в двери соседских квартир, спрашивала о двух еврейках, живших в этом доме. Ей сухо отвечали, что нацисты их забрали. Она бродит по улицам, вспоминая высокомерие Герды, иллюзии ее матери. С каким восторгом те отзывались о соседях нацистах! Она видит, как Герда, в бессилии, голодная, падает с ног от каторжной работы в лагере смерти, или ловит воздух в газовой камере Аушвица, или погибает от пули палача. А может быть, ее убил любовник-нацист из страха, что она его выдаст.
18.10.60
Берлин
Мой дорогой!
Что случилось? Я не получаю писем от тебя. Немедленно напиши. Я ничем не могу заниматься, только ожидаю почту. Написала тебе много писем. Получил ли ты их?
Что делает малышка? У нас много неприятностей с Бумбой. Старшая моя сестренка Руфь приехала в Берлин. Обе мы были рады встрече. Оставила ее молодой, красивой, веселой, а нашла старую женщину с разрушенным здоровьем, абсолютно разбитой. Жизнь у нее была трудной. Все так печально. И от тебя нет писем.
Пиши!
С любовью,
Твоя Наоми
Невероятный скандал разгорается на приеме, который устроил в честь Наоми глава еврейской общины. Она теряет терпение, забывает правила вежливости, все мосты между нею и евреями Берлина сжигаются. Почему она не может себя сдержать? Еврейские беженцы, среди которых и сестра ее Руфь, возвращаются в Мюнхен или в западный Берлин. Это угнетает Наоми. Но глава общины встречает ее с гордо поднятой головой, и рассказывает о новой жизни евреев в Германии после войны. Она же не знает, как смотреть ему в глаза. Душа ее не находит себе места.
«Я должна себя сдержать, чтобы не дать вам пощечину!» ее глаза мечут молнии.
«Какая наглость, какое вы имеете право так говорить?» лицо главы общины каменеет.
«Уважаемый господин, вы покинули Тель-Авив и вернулись в страну, которая вышвырнула вас? И вы в своей речи смеете говорить о проблемах государства Израиль! Почему вы лжете себе и общине?! Евреи пользуются большим почетом в современной Германии?! И это все, что вы можете сказать после Катастрофы. И если недостаточно вам было уроков Катастрофы, чтобы сделать выводы для будущих поколений, так вы еще пытаетесь убедить всех нас, что в Германии нет антисемитизма?!»