Саламатин подошёл к самой стойке, наклонился над продавщицей и решительно произнёс:
А сейчас вы немедленно достанете для меня лучшую радиозарядку, или я
Ренаат продавщица взглянула на менеджера.
Но он и сам уже сообразил, что к чему. Одним прыжком Ренат подскочил к Артуру, схватил его за шкирку, оттащил от стойки и прошипел:
А сейчас ты вылетишь отсюда нафиг
Вот как, значит! Предатель родины! Артур хлопнул обидчика по щеке.
Дальше всё развивалось стремительно. Саламатин почувствовал тычок в живот; потом тяжёлая подошва врезалась ему в спину, он кубарем скатился по лестнице и вылетел на улицу.
Вот дряни! он отдышался и поправил пиджак, как пить дать белорусская агентура! тут Артур схватился за спину, а-а! да, пинаться этот белорусский шпион Ренат умел.
Саламатин поплёлся по улице. Уже смеркалось; народ расходился по домам, а Артур ощущало всё большую потребность перекусить или хотя бы выпить чегонибудь.
На счастье, у перекрёстка, на углу улицы Терешковой, ещё стоял фургончиккофейня. Такие штуковины наш герой видал и в своём времени; там они, правда, устраивались на платформе МАЗ, хотя сути это не меняло; продавали в них не кофе, а мате или чай, но из сериалов и книг Артур прекрасно знал, что в десятые годы люди и шагу не могли ступить без чашечки кофе старинного, ныне полузабытого и дорогущего, но, говорят, вкуснейшего напитка.
Можно кружечку компрессино, обратился Саламатин к юному продавцу в коричневом фартуке.
Каккак?
Артур и сам понял, что сморозил глупость, и поспешил исправиться:
То есть, я хотел сказать, кружечку англичано.
Американо?
Да, да.
Пятьдесят шесть.
Копеек?
Рублей, продавец почемуто засмеялся, словно Саламатин пошутил.
Что?! Вы серьёзно? Ведь кофе в вашем времени было дешёвым!
Что вы говорите? черноволосая девушка, варившая кофе в глубине фургона, повернулась к окошку, в каком это «нашем» времени?
Ну, я имел в виду, вроде бы, раньше все пили кофе то есть, я хочу сказать, сейчас все пьют кофе, Саламатин почувствовал, что разговор явно уходит кудато не туда, но ладно, если оно такое дорогое, я его покупать не буду.
Не «оно», а «он», заметил продавец, не хотите не поку
Постой, перебила его девушка и обратилась к Артуру, я вам налью кофе бесплатно, если вы объясните мне, что такое «наше» время.
Ваше время, Саламатин с интересом смотрел на то, как его собеседница готовит американо, это то время, в котором вы живёте. Вы поверите мне, если я скажу, что сегодня переместился в ваше время из будущего?
Могу и поверить, продавщица подала Артуру кружку, если вы меня в этом убедите.
Вот, пожалуйста, тот достал из кармана коммуникатор надо же, какая удача! Похоже, дело пошлотаки на лад.
Да, это очень интересный прибор. Он может телепортировать вас в другую галактику?
Нет, что вы, это простой коммуникатор.
Ах, коммуникатор! Конечно, как я сразу не догадалась. А скажите
Послушайте, вообщето было бы хорошо, если бы вы связались с властями.
Вот как?
Да, да. Я должен спасти Россию от скорой гибели.
А, я понимаю, понимаю. Ожидается вторжение инопланетян?
Нет, просто Китай и Белоруссия
В них случится зомбиапокалипсис?
Лена, хватит, вмешался продавец, это нехорошо.
Что?
Нехорошо издеваться над больным человеком.
При чём здесь больной? Это просто такая шутка. Ведь правда? Лена посмотрела на Саламатина.
Отстаньте от меня, тихо сказал тот и ушёл, оставив кофе нетронутым.
Между тем темнело. Ещё с полчаса Артур слонялся по улицам; потом нашёл тихий, заросший клёном, черёмухой и бурьяном дворик, залез там в обшарпанную беседку и устроился на узкой скамейке.
Из лесу потянуло холодом и сыростью; в сухой траве умолкли кузнечики, в кронах деревьев стихли голоса птиц. Солнце исчезло за высокими соснами и берёзами, скатившись на запад, туда, где далеко, за лесом, плескались зелёные, как бутылочное стекло, волны рукотворного моря. Последние золотые лучи проникали сквозь ветви деревьев и падали на беседку, на разноцветные стены домов, на холодную серую землю, освещая их мягким, радостным светом. Какойто запоздалый пешеход быстрым шагом прошёл по тропинке; под его ногами тихо зашуршали листья. Гдето хлопнуло окно, проскрипела дверь; а Артур всё лежал на скамейке, смотрел на далёкое фиолетовое небо с серебряножёлтыми пятнами облаков и, засыпая, думал о том, что вот этот соседний дом его родное жилище, но он никогда туда не вернётся; что ему уже не посидеть на этом балконе, который было видно сквозь ажурную решётку беседки, и не выглянуть в это окно, что глядело на него своим чёрным квадратным глазом чуть левее. Думал он и о том, что ни Белорусская Федерация, ни Китай не имеют права владеть русскими землями и что он приложит все силы к тому, чтобы уберечь Россию от катастрофы, и о том, что не грустить ему нужно, а радоваться, потому что любой истинно русский (ни я, ни кто угодно другой не сможет объяснить вам, что такое истинно русский и чем он отличается от неистинно русского) отдал бы всё за такой прекрасный шанс пустить историю в другое русло и сохранить величие своей (Белорусская Федерация, в принципе, тоже была вполне себе русской и вообще жилось там неплохо, но она не была своей) страны. Но такие серьёзные мысли не оченьто хорошо думаются, когда твоё тело находится в лежачем положении; глаза Саламатина слипались, и он всё больше отдавался могучей, благословенной стихии сна.