Мазова Наталия , Гончаров Владислав
Наталия Мазова, Владислав Гончаров
повесть
ГЛАВА ПЕРВАЯ,
из которой становится ясно, зачем Джарвис путешествует
по стране, где его так сильно не любят
Когда Фродо миновал могилу Турина
Турамбара - седьмую и последнюю на этой
дороге...
(Н. Эдельман)
Солнце начало клониться к закату, а лошадь - подавать первые признаки усталости. Джарвис обернулся и еще раз окинул взглядом скромный обелиск из местного сероватого камня, торчавший чуть в стороне от дороги. Десятая или все-таки одиннадцатая? Если одиннадцатая, то это очень хорошо - значит, до Шайр-дэ уже рукой подать. А вот если только десятая, придется ночевать в чистом поле, ибо лаумарцы имели обыкновение закрывать ворота своих городов с последним лучом солнца. И то, что зимой и летом день имеет разную длину, их нисколечко не волновало - "порядок быть должон", как любили они приговаривать по поводу и без повода.
Джарвис глубоко вздохнул. Он провел в Лаумаре два месяца и успел не только узнать многие из его обычаев, но и привыкнуть к ним, однако от этого они не казались ему менее нелепыми. В самом деле, ну что может быть нелепее, чем отмечать дорожные расстояния не верстовыми столбами, а ритуальными гробницами блаженного Мешнека? Наверное, только ежедневно каяться в грехе, совершенном давным-давно и не тобой. Ибо истинно благочестивому верующему полагалось не просто миновать такую гробницу, но обязательно остановиться, посыпать голову песком (часто заранее заготовленным), помолиться и попросить у святого прощения за его мученическое убиение хрен знает сколько лет назад, а также за развеивание праха по ветру, лишившее великомученика возможности обрести подлинное место последнего упокоения. То, что это сильно удлиняло любую дорогу, лаумарцев волновало очень мало - трудностей они не боялись и любую экономию усилий считали признаком лени, а лень, как известно, первейший союзник Хаоса...
У Джарвиса с трудом укладывалось в голове, что такое показное благочестие и неукоснительное исполнение обрядов способно обеспечить реальную поддержку божественной силы. Однако факт оставался фактом. Если верить хроникам и старикам-очевидцам, еще пятьдесят лет назад Лаумар был одной из провинций великой Вайлэзской империи, и молились там не только своему локальному святому, якобы давным-давно замученному магами из Солетт в богомерзких целях, но и общему для всей Вайлэзии Единому Отцу. Разумеется, лаумарцы всегда осознавали свои отличия от вайлэзцев, но сорок пять лет назад в измученной налогами северной провинции случился взрыв национального самосознания. Трудолюбивые и благочестивые бюргеры вышвырнули прочь вайлэзскую знать и объявили себя независимой страной, управляемой даже не королем - это еще можно было бы как-то пережить - а каким-то, прости боже, Национальным собранием! Как раз в эту пору кафедру в Кильседе занял новый архиепископ, который вроде бы даже не проводил никакой церковной реформы вот только храмы Единого Отца начали приходить все в большее и большее запустение, а прихожане перенаправили свою истовость исключительно на блаженного Мешнека.
Само собой, Вайлэзия попыталась как-то вразумить свою обнаглевшую провинцию, но очень быстро стало ясно, что мощь Лаумара растет с каждым днем, и он попросту не по зубам стареющей империи. Исходя из этого, Джарвису оставалось признать, что молитвы, возносимые местночтимому великомученику, обладали немалой эффективностью.
Однако если весь секрет этой эффективности заключался в каждодневном бытовом подвижничестве, то Джарвису это решительно не подходило.