Поскольку сознание возникает не для знания, а для причинения себе ущерба, постольку человеческий ум является объективацией страдания. Тогда как для самосохранения, для достижения практической пользы, равно как для игры в шахматы, нужно не сознание, а интеллект, ум природы, то, что стоики назвали инстинктом. А поскольку этот ум сложил свои полномочия перед абсурдом, постольку человек оказался без поводыря в мире грез и галлюцинаций.
Вывод: для устроения счастья человеку нужно не сознание, а инстинкт. Сознание же может только грезить о счастливой жизни, если она уже есть. Мизология это ненависть к разуму человека и тоска по инстинкту природы. Сознающий разум возникает не для счастья, не для целесообразного устроения жизни, не для пользы, а для наведения порядка в мире человеческого воображения, его безумного сумасбродства. Ум сводит на нет то, что может дать инстинкт, а инстинкт может дать нам счастье. Быть автоматом это счастье, быть умным для человека это несчастье. Ничего, кроме ярма на шею и больших тягот, ум человеку не дает. Мысль о наслаждении удаляет от нас наслаждение, а мысль о счастье удаляет от счастья.
Безудержное сумасбродство
Человеческий разум это вторичное следствие встречи реального с абсурдом, ибо первичное следствие состоит в безудержном сумасбродстве иллюзий, освобожденных абсурдом из-под гнета инстинкта. Если бы не было иллюзий, не зависимых от опыта, то не было бы и того, что человек предписывает самому себе, вопреки опыту.
Скрытой основой любой свободы является произвол иллюзий. Благодаря этому произволу приостанавливаются побудительные действия сигналов среды, действующих причин природы. Воля предстает в виде такого вида причинения, свойством которого, по словам Канта, является свобода, то есть способность быть причиной своего действия, пренебрегая склонностями своей природы. Поскольку человек грезит, постольку он мыслит. Его мысли это галлюцинации, посредством которых он ввязывается в намерения природы и которым подчиняет свои желания.
Как мыслящее существо человек получает способность определять самого себя к совершению поступков, сообразно своим иллюзиям. А как неразумное существо он выходит из-под контроля внешних побуждений.
Вывод: быть свободным неразумно, ибо свободе нужно подчинять себя иллюзиям, которые приобретают прочность моральных законов.
Хаос
Абсурд, освобождая иллюзии, освобождает место хаосу, в котором все возможно, но ничего нельзя. И нет никакой внешней силы, которая бы могла принудить хаос к ограничению возможностей, кроме самого хаоса. Для человека плодотворен не детерминизм, а хаос. Безудержное сумасбродство хаоса дает нам чистую возможность, без какой-либо ее связи с наличным. В нем бытие не бытийствует, а ускользает. В модусе ускользающего бытия ни одно действие не имеет ни смысла, ни цели. Безудержное сумасбродство хаоса заманивает одним тем, что в нем все возможно. А все возможно потому, что ничего нельзя, ничто не имеет смысла.
Вывод: всякому смыслу предшествует движение без смысла. Любой смысл появляется только потом, вторым шагом и тогда уже не все можно.
Бессмыслица
Бессмыслица свалилась с небес хаоса. Это, как бы сказал Гегель, еще свобода в себе, ей нужно пройти путь самоограничения, чтобы стать свободой для себя, чтобы подчинить себя своему закону. Если хаос говорит, что ничего нельзя, то свобода отвечает ему, что не все возможно. Бессмыслица это не антоним смысла и не отсутствие смысла, а его предварение. Если бы это было отсутствие смысла, то оно бы никогда не породило его присутствие. А бессмысленное действие может подарить себе смысл. Поэтому изначальное человеческое действие это действие без смысла, которое всегда предшествует смыслу, появляющемуся вдруг, неожиданно. Только абсурдность существования позволяет человеку придавать смысл бессмысленному.
Рефлексия по поводу хаоса, абсурда и бессмыслицы
1. Антропологический дискурс может строиться двояким образом. Если мы полагаем, что непрерывным и однородным преобразованием мы может прийти от современного человека к моменту его возникновения, то это будет линейный дискурс. Этот дискурс лежит в основании современной натуральной антропологии, в которой предполагается, что человек коммуникативно и причинно обусловлен. Линейными преобразованиями получить из современного человека воображающего человека нельзя.