Светлов любил сидеть в «Национале» за своим столиком, который всегда оставляли для него свободным знакомые официантки; стол стоял слева от входа у второго окна.
Они уже заранее знали, что принести хрустальный графин с коньяком, граммов на двести. Поэт, еще не пригубив рюмку, начинал повествование о тех, с кем он когда-то сидел за одним столом, о своих встречах с Валентином Катаевым, Михаилом Зощенко, Андреем Платоновым, Борисом Пастернаком, Виктором Шкловским и Владимиром Маяковским. Светлов называл эти застолья в «Национале» мальчишниками.
Переводчица «Карлсона» Лилиана Лунгина также сталкивалась здесь со Светловым и его вечным собутыльником Юрием Олешей: «Иногда по воскресеньям, если удавалось немного разбогатеть, мы отправлялись с близкими друзьями в «Националь». Легендарное место, где, когда ни придешь, за столиком сидели Юрий Карлович Олеша и Михаил Аркадьевич Светлов. Они были людьми замечательного остроумия, их шутки и афоризмы передавались из уст в уста».
Лучшую характеристику дал Олеше сам Светлов. Как-то увидев его в «Национале», он сказал: «Юра это пять пальцев, которые никогда не сожмутся в один кулак». Нелегко поверить, но коллеги по перу рассказывали, что официантки не брали денег с Юрия Олеши, зная его бедственное положение (о себе он говорил: «Старик и море долгов»). А когда после смерти кто-то из его друзей попытался отдать долг, его осадили: «Не надо! Разве мы не знаем, кто такой Олеша?».
Да и как можно было брать деньги с такого человека, который мог сказать официантке из «Националя»: «У вас волосы цвета осенних листьев» или «На моих часах время остановилось, с тем чтобы полюбоваться вами». Олеша часто повторял: «Я акын из «Националя». А на вопрос: «Что вы больше всего любите писать?» отвечал: «Сумму прописью».
А вот Михаил Светлов действительно оплачивал ресторанные счета своих знакомых, и не только Олеши. Писатель Юз Алешковский привел в «Националь» компанию в пять человек. Когда пришло время рассчитываться, выяснилось, что денег нет ни у кого. Как это иногда случается, каждый из пришедших надеялся, что заплатит сосед.
В поисках знакомых Алешковский оглядел зал. И о чудо! За одним из столиков сидел Светлов: «Михаил Аркадьевич! Не одолжите ли вы нам до завтра 219 рублей, нам до счета не хватает». Светлов спросил: «219 не хватает? А какой же у вас счет?». Юз ответил: «219 рублей». Светлов сказал: «Босяки!», но денег дал, к счастью, они у него на этот раз были», с благодарностью вспоминала одна из участниц того вечера в ресторане.
Еще один завсегдатай ресторана «Националя» композитор Никита Богословский. Он полюбил эту гостиницу еще до своего переезда в Москву, где жил в одном доме с композитором Сергеем Прокофьевым в Камергерском переулке. Как писал остроумный композитор, «в молодые годы я был абсолютным пижоном. Шиковал. Если заказывал номер в гостинице, то не ниже трехкомнатного люкса. Когда я жил еще в Ленинграде и приезжал в Москву на съемки, то останавливался в гостинице «Националь».
В «Национале» Богословский обычно завтракал, а обедал в «Метрополе», для чего вызывал интуристовскую машину «Линкольн». Таковы были заработки популярного песенника, автора таких хитов, как «Спят курганы темные» и «Шаланды, полные кефали».
Как рассказывал Богословский: «Однажды в ресторане я впервые увидел Фаину Раневскую. Она сидела с каким-то господином и смотрела в мою сторону, а потом указала на меня пальцем и рассмеялась. Я тогда был сильно озадачен. И когда через несколько лет благодаря съемкам познакомился с ней лично, напомнил ей этот эпизод. Оказалось, на вопрос своего спутника: «Что вы будете на десерт?» она ответила: «Вон того мальчика».
Как-то в ресторане «Националя» Богословский сидел вместе со Светловым, а за соседним столиком оказался сверхпопулярный тогда певец и актер Марк Бернес. Богословский, ранее рассказавший Светлову, что Бернес любит его стихи, сказал: «Смотрите, Миша, какое совпадение. Бернес сидит за соседним столиком». «Это вон тот крашеный блондин?» спросил Светлов и подошел к Бернесу, который уже готовился дать поэту свой автограф. Но Светлов опередил его, пока Бернес нехотя вынимал из припасенной на всякий случай пачки одну из своих фотографий, поэт огорошил его: «Нет, вы меня не поняли. Это я хочу вам дать автограф!» И буквально всучил ему свою книгу, которую, как выяснилось, он носил с собой специально для такого случая.
«Националь» в 1947 г.