Я когда-то, в детстве, боялась вот так здесь сидеть, сказала Луша и села на берёзу. Приходила сюда и могла подолгу смотреть на Волгу, но вот так, она спрыгнула с дерева, села на землю, поджав одну ногу под себя, и положив руки на склонившуюся берёзу, поставила подбородок на руки, стала смотреть вдаль. Марк взял её сзади под локти и поднял с земли, поставил на ноги, сказал:
Я впервые поцеловал тебя здесь. Помнишь?
Она кивнула утвердительно головой, проговорила очень тихо, почти шёпотом:
Я увидела тебя здесь впервые, с этого места, когда мне было двенадцать лет.
Как мне хорошо так с тобой, сказал он, целуя её, ты что-то путаешься в годах. Ты не могла меня здесь видеть в столь раннем возрасте. Я тебя такой маленькой не видел не разу.
«Господи! Как я люблю его! думала Луша. Господи! Как я люблю его!»
Он целовал и целовал её, осыпая лицо, шею, грудь поцелуями. Положив куртку на землю, увлёк её на неё Лушу.
Марк, Марк, ты что? Увидят.
Кто? Эти берёзы? Волга?
Я хочу, чтобы они видели, знали, как люблю я. Люблю тебя! Люблю твои глаза, губы, руки твои ласковые, запах твоих волос. За детей наших люблю тебя, за то, что ты есть, вот такая, на земле этой Волжской необыкновенная! Люблю землю эту, родившую тебя! Люблю тебя за то, что благодаря тебе имею счастье вот так любить.
«Что это, сон? Продолжение моих мечтаний о нем, и о том, что он должен был мне в них сказать, когда-нибудь. С тех пор, когда я увидела его здесь впервые, не переставала думать о нём. Он всегда был со мной в моих мыслях, мечтах и всё, что я делала в жизни, делала ради этих минут, ради этих слов».
Ты никогда не говорила мне словами, что любишь меня, но я знаю, что любишь. Я знаю это, знаю, шептал он ей, осыпая её лицо поцелуями. Скажи мне сейчас, скажи словами, что любишь. Прошу, я хочу это слышать, скажи мне это здесь.
Никогда не говорила она ему о своей любви к нему, но всей своей жизнью доказывала это и добивалась его любви.
Он взял её лицо в свои ладони и, смотря ей в глаза, снова попросил:
Скажи мне сейчас, здесь.
Она смотрела на него полными слёз глазами, тихо произнесла:
Я не знаю, как это называется. Я не знаю, но всё, что я сделала и делаю в жизни это ради тебя и для тебя. Если это любовь, то очень люблю.
Спасибо, любимая моя, дорогая моя, необыкновенная, чудесная. Счастье моё, радость моя, жизнь моя. Он говорил те слова, которые она мечтала от него слышать всегда и сейчас слышала.
Четвёртая глава
Лушино детство
Луша была последним ребёнком в семье и единственной девочкой. Три её брата были старше и намного: Николай на 18 лет, Юрий на 15, Степан на 10 лет. Николай и Юрий очень рано, сразу же после армии, женились, уехали из дома. Николай жил в Сибири в городе Красноярске, Юрий в Истре, недалеко от Москвы.
Всё Лушино детство прошло со Степаном, на плечи которого были возложены обязанности няньки и воспитателя. Родители работали в совхозе, приходили домой поздно, и Степану надо было сделать все дела в домашнем хозяйстве, выучить уроки, забрать Лушу из детского сада и присматривать за ней до их прихода. С 10 лет до 16 его никто не видал без Луши. Сначала он её возил в коляске, а потом водил за собой держа за ручку. И чтобы он не делал, её ручонка, почти всегда, была в его руке. Степан не только помогал родителям в домашних делах, водился с Лушей, но и очень хорошо учился. После школы поступил в педагогический институт в Ульяновске. Луше исполнилось шесть лет, когда Степан уехал учиться и родители решили отдать её в школу. Она уже умела, к этому времени, читать и писать. Все надеялись, что Луша будет хорошо учиться, но ошиблись. В первые полгода она действительно всех радовала своими отметками, но к концу года, наоборот, вызывала беспокойство родителей и недовольствие учительницы.
Луша попала в класс, где она одна умела читать и писать. Весь дети работали, а Луша получала отметки за ранее полученные знания. К концу года её все догнали, но и привыкли работать. Она же не привыкла работать и не хотела. «Сидит, мечтает о чём-то на уроках, не вдумывается в материал. У неё нет интереса к учёбе», жаловалась родителям учительница.
Мать с отцом разными методами пытались заставить дочь учиться, но это было бесполезно. Луша оставалась на осень, и матери и, приезжавшему на летние каникулы домой Степану, тоже приходилось заниматься с ней летом, чтобы она перешла в следующий класс. Самые плохие отметки у неё были по русскому языку. Степана она раздражала тем, что всегда невнимательно его слушала и не могла повторить то, что он ей сказал пять минут назад: «У тебя в одно ухо влетает, во второе тут же вылетает» говорил он ей раздраженно. Матери он сказал: