Глаз Олега наблюдательно отметил:
Только на самой ближней скамейке к двери теперь сидят. Чистая протерли одеждой. А может, специально чистой держат?
Худощавый кавказец остановил Олега громким окриком:
Э, уважаемый, тебе что надо?!
В глазах кавказца стояла странная настороженность, которая в зависимости от ответа Олега с легкостью могла перерасти как в готовность услужливо стелиться перед новым человеком, так и в готовность гнать его в шею. Хорошее настроение дало трещину. Олег медлил с ответом. К объяснениям с кавказцем он был не расположен. Олег хмуро смотрел на своего визави и размышлял: «Что, с этим цербером еще надо объясняться? А зачем его в наши дела посвящать? Может, стоит просто дождаться Бориса здесь на скамейке? Должен же он выйти когда-нибудь, покурить там, воздухом подышать. Тогда с ним и поговорю. Не убежит же он от меня? Если, конечно, он в фургончике».
Олег поинтересовался:
Борис здесь?
Кавказец взвился, энергично жестикулируя руками:
Какой Борис, уважаемый? Какой Борис? Здэсь тэбе не место свиданий, здэсь люди серьезным делом занимаются. Понымаешь?
Олег начинал терять самообладание:
Вижу, не слепой. Не сомневайся, знаю, куда пришел. Потому и спрашиваю. Борис здесь или еще не пришел?
Кавказец в негодовании округлил глаза:
Ты что, по-русски нэ понымаешь? Я тебе ясно говорю. Нэ знаю ныкакого Бориса. Здесь ысполняют жылания, а нэ встрэчи назначают. Понял, да?
Олег начал звереть и, еле сдерживаясь, прорычал:
Вот и исполни мое желание.
Кавказец медленно отступил от Олега и усмехнулся:
Ты что, глупый, да? Это не я ысполняю жылания. Он указал рукой на дверь: Там жылания ысполняют, понял? Я только вход сторожу.
Олег вспыльчиво выдохнул:
Так пусти меня туда!
Кавказец преградил Олегу вход в фургончик, растопырив руки:
Э, уважаемый, здэсь только по запыси прынимают. Ты запысан? Не запысан. Тэбе русским языком говорят, только по запыси. Вот запышысь и жди своей очередь. Понял, да?
Олег взвился:
Так записывай! Чего встал?
Кавказец упер руки в боки и насмешливо улыбнулся:
На сегодня все, запыс окончен. Понял? Да?
Он снисходительно протянул Олегу журнал:
Запышись в журнале на свободное время и приходи, если дэнги есть.
Кавказец ткнул пальцем в раскрытый журнал:
Вот журнал. Вот цены. Понял, да?
Олег начал закипать:
Значит так. Иди и передай Борису, что Олег пришел.
Кавказец откровенно ерничал и издевался:
Э, слушай, какой такой Борис, какой Олег? Здэсь я решаю, кто туда пойдет, а кто куда нэ пойдет. Понял, да?
На Олега внезапно сошло успокоение:
Я-то понял. Это ты не слышишь, что тебе говорят, баран.
Кавказец нервно заиграл желваками на скулах и стал наступать на Олега:
Слушай, да. Если будэшь тут выступать и обзываться, то получишь. Понял? Да?
Олег правой рукой прикоснулся к сонику. Кавказец согнулся пополам и стал как рыба ловить ртом воздух, продолжая по инерции протягивать Олегу журнал. Олег сочувственно посоветовал:
Ты присядь, болезный, легче будет. И не делай резких движений, это может плохо для тебя кончиться.
Олег потянул на себя дверь фургончика и просунул голову внутрь, пытаясь освоиться с полумраком. Одно кресло было занято посетителем. Борис сосредоточенно смотрел на экран монитора. Олег двинулся к нему и тихо поздоровался:
Привет, Боря. Что это у тебя за янычар у входа торчит?
Борис поднял глаза на Олега и шепотом сообщил:
Привет. Подожди, сеанс закончится поговорим.
Борис сейчас сидел там, где раньше обычно сидел Олег. Олег молча опустился на соседний стул и притих. На его голову опустилась необъяснимая тяжесть и сжала виски. Он покрутил головой, пытаясь освободиться от охватившего его морока. Возникло ощущение, что в него что-то погружается. Осознание этого факта насторожило и встревожило Олега. Он напряженно прислушивался, как в него вползала и заполняла его бестелесная сущность. Это была не мысль, не ощущение, а именно осознание без слов и звуков. Осознание того, что внутрь его вошла и окружила снаружи чужая недружественная сущность. Сущность эта смотрела на него откуда-то изнутри его черепа. Это был взгляд без лица и без глаз, взгляд темного, медленно клубящегося тумана. Просто взгляд. И в этом взгляде стоял вопрос: «Ты зачем здесь? Чего хочешь, чужой?»