Комната исполнения желаний
Часть 4
Сергей Максимович Ермаков
© Сергей Максимович Ермаков, 2020
Благодарности
Хочу принести благодарности Ольге Федоровне Потемкиной и Елене Павловне Ланецкой. При написании этой книги я оказался в творческом тупике. Ольга и Елена поддержали меня морально, дали ценные советы, которые сдвинули дело с мертвой точки и помогли завершить книгу. Большое вам спасибо, мои друзья!
Комната исполнения желаний Часть 4
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
Иосиф Бродский
97___х_Утро 7 сентября 1997 года. Особняк Бульдозера
Утром Олега разбудил Бубенчик:
Аф штей! Шнель, шнель. Фрухштухен!
Олег раскрыл заспанные глаза и недовольно буркнул:
Бубенчик, ты что, гестаповцем заделался?
Бубенчик добродушно посмотрел на Олега:
Почему гестаповцем? Это я, чтобы тебе яснее было. Ну нравится, могу и по-русски. Ваше превосходительство, завтрак подан. Подходит?
Олег достал пальцем спячку из уголка глаза:
Сейчас спущусь.
Когда Олег появился в гостиной, Юрий с Дмитрием уже цивилизованно тыкали ножами и вилками в стоящие перед ними тарелки. Стол был накрыт на три персоны. Бульдозера не было видно, видимо, он уже позавтракал. В кресле Бульдозера, положив ногу на ногу, с чашкой в руке развалился Бубенчик. Юрий, глядя себе в тарелку, бросил:
Олег, присаживайся. Бубенчик, сгинь и не толкись под дверью уши отрежу.
Когда все трое приступили к кофе, Юрий поинтересовался:
Ну и какая у нас на сегодня диспозиция? Банкуй, Олег.
Олег сделал глоток из чашки:
Для начала прокатимся по городу. Дима, твоя задача фиксировать ауру в городе, не стесняйся тормозить машину, если надо. Комнату желаний оставляем напоследок. А дальше Каков бы ни был результат измерений ауры, я иду к Борису. Иду один и действую по ситуации.
Юрий исподлобья посмотрел на Олега:
Не боишься?
Чего?
Юрий с сожалением пояснил:
Да изменился Боря. Забурел. И не один он там. Кавказцы у него на подхвате или он у них. Я так и не понял. Лично я к нему пробился с трудом. Пришлось объяснять на входе, с кем эти абреки дело имеют. Выпендриваться и излишне светиться я не люблю. Но эти, на входе, сразу сообразили, что со мною лучше не связываться. Боря тоже в разговоре со мной губу оттопыривал, говорил сквозь зубы. Я так понял, что он со мной открыто ссориться не хотел. Видимо, еще помнил, что мы друзьями были. Как он себя с тобой поведет не знаю. Но будь готов ко всему.
Олег вздохнул:
Юр, у тебя снайпер есть?
В глазах Юрия появилось удивление, приправленное опасением:
Снайпер есть. Ты чего задумал?
Да не волнуйся ты, не собираюсь я Борьку валить. Значит так, если я выйду и вытру лоб рукой, пусть снайпер со всей дури лупит по вывеске, которая над входом в фургончик. Пусть из вывески решето делает. Главное, меня пусть не зацепит.
Зачем?
Соник там стоит мощный. Если Боря меня надумает нейтрализовать, то самое удобное меня соником уделать при выходе.
Думаешь, он решится?
Я уже ни в чем не уверен. Сам же меня пугаешь. Береженого бог бережет. Дим, а ты за аурой следи, когда я в фургончик войду, может, это вам поможет понять, как у меня дела идут. Ну что, тронулись?
Юрий приподнялся со стула:
Идите к машине, я снайпера заряжу. Как он отзвонится по рации, тогда можно будет к фургончику двигать, до этого по городу покатаемся.
98___х_Утро 7 сентября 1997 года. Фургончик напротив торгового центра
Машина остановилась напротив фургончика. Олег тихонько толкнул Дмитрия:
Ну, что скажешь?
А чего тут говорить? Ты сам посмотри. Картина Айвазовского «Девятый вал».
Олег мельком взглянул на прибор и вздохнул:
Все хуже, чем я предполагал. И печально усмехнулся: Даже надобности нет вспоминать, какая была аура у комнаты желаний до нашего отъезда. И так все ясно. Ладно, Юр, давай отъезжай отсюда, высадишь меня за торговым центром. Пусть думают, что я один к Боре приперся, без группы поддержки.
Олег попытался успокоиться, сосредоточившись на мелких изменениях окружающей обстановки:
Пыль на дорожке все та же. Первые желтые листочки на земле. А вот деревце изрядно пожелтело. Но еще весело шелестит листочками. Тут же его накрыла ностальгия: А вот посетителей не видно. Какой разный народ к нам приходил. У тех, кто в первый раз пришли, глаза встревоженные, выжидающие. А те, кто уже не в первый раз пришел, по-другому смотрели. Скрытая надежда, затаенное ожидание. Теперь никого нет. И краска на скамейках облупилась. Да и пыль их сделала серыми, невзрачными.