Вы вот что Вы, чача, пойте: айау хайли! айау хайли! йэх, чудо-такля, йэх, борозда! потрудимся, попотеем! Женщины, отзывайтесь: хайли, герои, хайли!
Зубрят отсталые туповатые чача общеимперский слог руна-си́ми, светлый язык: вмиг поняли, в лад пошли! Вновь Римаче советует:
Праздник!! Чача, старайтесь! Трýдитесь на полях Владыки! Счастливы быть должны! Пойте песни про то, как вы были плохие, а Светоч Мира прибыл к вам с благом. Такли, однако, не забывайте!
Чача запели сбивчивым хором Солнце спустился к снежным хребтам Прохладно Градоначальник живо накрылся толстой накидкой. Мёрзнет Римаче чача потеют. Горбятся женщины, торопясь отсадиться; стонут мужчины, бьющие такльи в шаткое стремя грубой подошвой Чача кончают петь. Тронув диск в чутком ухе, градоначальник злится на чача, глупых строптивцев. Но сухопарый чача со шрамом вдруг начинает:
Вот что у нас случилось:
с войском пришёл чужеземец;
я, говорит, Тýпак Инка17,
ваш господин. Айау хайли!
Хайли-ахайли!!
Мы укрепили крепость
и отбивались отважно.
Нас люди инков разбили,
нынче поём: айау хайли!
Хайли-ахайли!!
Мы живём в Чачапуйе,
Клубня Великого дети,
петь не хотим: айау хайли!
Гордый народ и могучий!
Хайли-ахайли!!
И заработали исступлённо! Такли рвут землю! Волосы мечутся перед лицами, как трава в диком поле! В страхе Римаче, ноги трясутся и в голове круги. Как-то высказалось само собой:
Хватит!
И заспешилось к стражникам, к древоухим защитникам. Ох, не хочется сгинуть! Дух, отлетя, услышит: рано почил, дух мудр ты был и чинов бы достиг Песнь гнусная, наказать певца!
Подбегающие чиновнички и туземцы-кураки слышат: Плох руна-си́ми у глупых чача! Путают трудовые спевки; вспашка не спорится! Мы начнём учить руна-си́ми, очеловечивать чача вечером.
Юркий прыткий вождь ластится: Всем учить руна-си́ми! Два моих сына в городе Куско! Учат в нём руна-си́ми!
Дурень! Пращой, хе-хе, стянут жбан его мыслей, перья за ухом, роба из меха горной лисицы. Прочие сходно.
«Чача невежды, мыслит Римаче. Глупые Шиш! Сыны ваши в Куско не языка ради, а для покорности, дабы вы не восстали, если впадёт в башку! Они в Куско заложники». Остр ответ его, сопричастного государственным тайнам, едка улыбка:
Мудрыми сыновья вернутся, честный вождь Мáйпас! Будут знать толк в правлении!
Солнце сел, и раздался рёв раковин. Мигом женщины понеслись бегом к очагам, а сильный пол, такли нá плечи, потянулся колонной, как и предписывал Пача Кýтек: «Труд в полях схож с военным. Рать идёт на врага с криком: айау хайли! Чернь землю роет под айау хайли. Рать марширует с брани рядами. И земледельцам шествовать сходно».
Нервен Римаче, мчится за строем, ищет кого-то пристальным взглядом и, заприметив чача со шрамом, тихо корит его:
Таклей машешь, болтаешь Ты дебошир? Как звать тебя?
Тут как тут юркий Мáйпас, прыткий курака: Кáвас звать!
Надо парня исправить, молвит Римаче. Парня накажем.
И полегчало. Близ древоухие со щитами и пиками. Хорошо. Славно. Благостно!.. Тяжко править, однако: туп народ, порывается к прежней варварской жизни Градоначальник хекает:
Чача, слушайте. Было некогда, Солнце с запада на восток ходил. Воробьи жили в глиняных хижинах. Он велел им селиться в хижинах каменных. Воробьи же противились. Налетели вдруг тучи, дождь лил, лил, лил. Глина стаяла. Воробьи мокли, плакали Почему же не слушали добрых мудрых начальников?
Скалят зубы вожди, не смысля, что, как те самые воробьи тупые, гневают пастыря папамáркаских чача. Он для них что Сын Солнца для всех вокруг. Он им царь почти, этим чача, и благодетель Хекнул Римаче. Позже, на площади над покрывшими склон лачугами, объявил: Всем ужинать и сюда всем. Будем бить Кáваса и вникать, зачем. Будем также учить язык руна-си́ми.
Рубленной в скалах лестницей, власть имущие взобрались вверх в крепость. Чача, сдав такли палки-копалки в такля-хранилище («ведь у подданных инков не было собственности»), рассеялись.
Кáвас, тот сухопарый чача со шрамом, что пел задиристые куплеты, шёл и задумчиво скрёб в затылке. Спутники спрашивали:
Сказали, мы будем бить тебя. А за что?