Постоял я с этими людьми, поговорили, они рассказали приметы беглеца и ускакали, я направился домой.
Сашка замер ожидая, что будет дальше, но Леший молчал, продолжая распарывать брюхо ещё живому карасю.
Ужинали у костра, когда на небе уже засверкали первые звёзды. Искры от костра сверкающими светлячками поднимались к темному небу, и казалось, смешивались в его бескрайней синеве с далёкими, блестящими звёздочками.
За ужином, возвращаясь к незаконченному разговору, Леший напрямую спросил:
Это вас искали?
Да меня, просто ответил Александр.
Я в такие дела не лезу. Посчитаете нужным, расскажете потом, как дело было. И не беспокойтесь, если кто поблизости появится, Полкан сразу подаст знак.
На заимке Лешего Александр прожил, без малого месяц, они подружились. Опухоль на ноге проходила медленно, даже через неделю, Сашка с трудом становился на больную ногу. Леший научил его плести из ивовых прутьев «морды», такие интересно сконструированные корзины, в которые рыба, чувствуя пищу, с радостью заходила, но потом, никак не могла выбраться на волю.
С вечера, заготовив необходимое количество ивовых прутьев для работы, Леший уходил в тайгу по своим охотничьим делам, а Сашка оставался «на хозяйстве», плёл «мордушки», которые ещё назывались «вентерями», готовил к возвращению Лешего еду, по субботам топил баньку.
Когда боль в ноге понемножку утихла, Сашка приноровился в горной речушке, протекающей по распадку, ловить пугливых хариусов.
Леший похвалил квартиранта за такую самостоятельность:
Для таёжника лето и ранняя осень, в вопросах питания, не самое лучшее время. Вроде всё есть и ягода лесная поспела, и грибы под каждым кустом, и какие ни есть, съедобные корешки выросли в земле. Но мяса, главного продукта охотника, маловато. Дичь подрастает, перелётная птица ещё не устремилась на юг, а в местных утках, мяса с кулачёк. Но самое главное добычу негде хранить. На дворе жарко! И всё подстреленное надо съедать в этот же день. Или вялить, солить, коптить, на что просто нет времени. С рыбой проще она всё время есть, не в этой заводи, так, в следующей. Поймал, почистил и в уху!
Со временем, Леший стал брать Александр в свои дальние походы. Как охотник-промысловик, занимающийся заготовкой пушнины, он имел свои закреплённые охотничьи угодья. Громадный участок тайги, обойти который можно было, вероятно, за несколько недель.
В разных местах участка, имелись построенные ещё прадедами, землянки, как Леший их называл «зимовники», с простенькой печуркой из камней, лежанкой, запасом дров, круп и соли. Где уставший за день охотник мог найти тепло и приют. Ремонтом зимовок, засидок и лабазов, Леший занимался ежегодно, в последние тёплые дни осени, в чём ему, в этот раз, охотно помогал Сашка.
Уходили от своего зимовья на несколько дней. Валили сухостой, пилили и кололи дрова, ремонтировали землянки, приводили в порядок лобазы крепко срубленные из брёвен хранилища для припасов, поднятые для защиты от диких зверей, над землёй. Куда, с первыми морозами, Леший, на нанятой лошади, должен будет завезти всё необходимое.
У Лешего в посёлке Павловка был хороший дом, в котором он бывал крайне редко, родных и близких, как понял Сашка, у нового товарища не было. Иногда по своим делам Леший уходил в посёлок и оставался там, на пару дней, возвращаясь с покупками.
Через несколько дней после появления Александра, возвратившись из посёлка, Леший рассказал, что там произошли большие перемены. Милиционера линейного отдела милиции на транспорте, после побега японского шпиона, вместе со старшим лейтенантом государственной безопасности, допустившим побег, следующим утром увезли, прибывшие сотрудники областного НКВД.
Работая в тайге, мужчины сдружились и давно перешли на «ты». К событиям на вокзале, связанным с появлением Сашки, больше не возвращались.
Однажды, под вечер, когда не по-осеннему жаркое солнце, клонилось к горной гряде на западе, друзья добрались до очередного зимовника. Осталось только спуститься в уже наполненный сумерками глубокий распадок.
Давай отдохнём, предложил Леший, садясь на ствол поваленной сосны, что-то я притомился!
Александр опустился рядом.
С вершины открывался прекрасный вид. Прямо под ногами, по склону сопки, высились разлапистые кедры, у подножия их сменяли ели и сосны. Зелёное таёжное море, в лучах заходящего солнца, убегало дальше к заливным лугам, простирающимся до следующей таёжной гряды. Там, далеко, в дымке наступающего вечера, из стены однообразных покрытых зеленью сопок, далеко в луга, выступала громада одинокой скалы, будто пытавшейся побыстрее убежать от своих безликих сестёр.