Александр Петрушкин - Тетради 2019 года стр 2.

Изнанка голоса есть Брайль,
который сыплется наружу
покинуть человека рай,
чтоб человеческую стужу
смочь ощутить  он поперёк
растёт, как рыба за водою,
почти ещё косноязык
он тишиной, а не бедою
был собран  и на гвоздь свои
повесил плечи и предплечья
не то к молчанию привык,
не то красивой немотою
теперь он награждён на миг,
в который встроен высотою.

О как в нём высота растёт (!)
как  задыхаясь  он однажды
откроет тёплый её рот
теперь уже лишённый дважды
всей речи, что  скрипев внутри 
его скрепляла половины
и не давала умереть,
коль жизнь и смерть не очевидны.
Как изнутри течёт волна
чтобы язык мог раздвоиться
меж пальцев, там, где тишина
спешит в трёх лицах отразиться.

Вижу, как черепаха щурится всей
кожей своей, состоящей из жёлтых щелей
испивающих холм, что здесь вырос когда-то над ней 
назовём его временем, мхом, словарём для горящих шмелей.

Черепахи пружина сквозь панцирь зияет, сквозь ил,
что когда-то беглец для неё из неё сотворил 
из воды собирая прозрачные неба следы
из камней и людей, и их славы звериной (почти из слюды).

И стекает слюна стрекозы, что присела на край
и качает бессмертия лестницы меж соляных,
лопастей и лопаток её насекомых (конечно, двойных)
меж которых стоит  всё ещё незадуманный  рай.

Вижу, как черепаха становится жизни длинней,
и морщины её облетают со многих деревьев,
и ложатся на дом, как вдоль тени своей вся земля,
что в приметы себе приписала мои суеверья.

Притворившейся богом природы предметы стоят 
то кивнёт там, где лошадь идёт, то под снегом за светом ослепнет
черепаха: внутри  горсть земли и прибой, и его стыдоба,
что пред нею встаёт на песочные неба колени.

неочевидный человек
идёт по снегопаду Бога 
его молчанием одет
от края выдоха до вдоха
чужим дыханием он полн
в пальто его ключи щебечат
и тычет Бог в ладони нос
невидимый бесчеловечный

Сеть света в глазнице лошади, проехавшей через нас,
сокрыта льдом, словно книгой  лица ужаленных сном.

Суммирует их зима, перенесённая в март
кошкой, что развернулась и свет из неё изъят,

где  выбивая очередь  тасуются тьма и вид,
человек со своею смертью, с водой и песком Аид.

Похожая на Катер-бург  зола в пустоте поёт:
собрана, как человек, из освещённых пустот.

[] бог [с малой] Бог [большой], меж ваших трещин
стоящий человек [как рёбра эха]
смывает оспы соты [удвоясь в Иова]
на берегах неназванного моря, как шум, стоит
меж чайками камней,
чтоб избежать рифмовки [прочитай: Шеола]
и голосов разборчивых теперь,

бог [с малой] им [как тени] был расчерчен
на [вынутой из Господа] волне.
И человек [увиденного список]
[как жест из смерти] вычтен и исчислен,
и удлинён до мокрой фотовспышки,
где улыбается [как подпись к ] темноте.

Из старого тела вынут был глаз золотой,
как маятник из причины проснуться семиждыстолетним
проёмом в дверях между каждой из трёх сторон
плоской вещицы, которая [так же] похожа на дверцу.

Из полых глаголов его и трети теперь не поймёшь
в лестницах снега, которой стоишь [под высотами снега],
греется кот [здесь зачёркнуто] греется крот
[снова зачёркнуто] плавится медное сердце.

Крот, что проделал дыру, как зрачок, на другой 
третьей  его стороне расплетает [фантазия?] тропы
многоугольных причин, чтоб качнулся, как зверь,
маятник, небо себе развязав на качели и тросы.

Если вкратце сказать, то получится «будем жить» 
неустойчивый мячик толкать разрывной ногой
и  культёй души на псов небеса взойдя 
ощущать, как лопатки покрыты большой зимой.

Если коротко, тот, что здесь  далеко не я:
я  тот мячик, который пёс понесёт с водой 
подними, отпусти, надкуси  вот опять упал
/полетел/удивился  беременной стал землёй.