Все сидели тихо, слушали:"Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого? Что из того, если какой-нибудь торгаш или чиновник проживет лишних пять, десять лет? Если же видеть цель медицины в том, что лекарства облегчают страдания, то невольно напрашивается вопрос: зачем их облегчать?Во-первых, говорят, что страдания ведут человека к совершенству, и, во-вторых, если человечество в самом деле научится облегчать свои страдания пилюлями и каплями, то оно совершенно забросит религию и философию, в которых до сих пор находило не только защиту от всяких бед, но даже счастие.Пушкин перед смертью испытывал страшные мучения, бедняжка Гейне несколько лет лежал в параличе; почему же не поболеть какому-нибудь Андрею Ефимычу или Матрене Саввишне, жизнь которых бессодержательна и была бы совершенно пуста и похожа на жизнь амебы, если бы не страдания?" Все вздыхали. Наливали десятую чашку чая. Кушали пирожные и бутерброды с семгой.Лето. Солнце стоит высоко. В поле - тропинка. Над цветами жужжат пчелы. Мать ведет через поле Коленьку.Куда они идут?Зачем?Стерто из памяти.Науке не известно.Стриженый затылок Коли.Длинная ситцевая с цветами юбка матери.Телеграфный столб. Гудят провода. Музыка русского лета.Русская панорама: река, поле, лес.Эхо.- Коленька!- ...ень...ень...ка-а-а-а...А тогда в гостиной, как только Карл Сигизмундович сообщил, что появился мальчик, Зоя громко воскликнула:- Коленька родился!Она знала, что Ирина уже решила: если мальчик - Коля; если девочка - Маша.Савватий спросил Еликониду:- Тебе кого больше хочется: мальчика или девочку?Жидкий лунный свет шел сквозь решетки, и на полу лежала решетчатая тень.Птица билась под потолком и этой птицей был Старосадов Николай Петрович.Он умер за столом, перед блюдцем с вишней.Дормидонт захлопнул дверь и прислонился к ней спиной.Небо и деревья молчали.В доме, во дворе и в саду была тишина, похожая на то, как будто в доме был покойник.А его не было. Вот в чем дело.Николай Петрович Старосадов вылетел птицей в окно, и решетки его не остановили. Он летел над русским полем, над русским лесом, над русской рекой. Он - примат и ангел, гений и злодейство, житель Земли и Венеры, Марса и Юпитера, Светоний и Цицерон...- Квис легэт хэк (Кто это станет читать?)? - спросил Дормидонт.С неба донеслось:- Тот, кто родился в миг моего отлета!...после падения КПСС...Из громкоговорителей неслась музыка Эшпая или Мусоргского. В торжественном молчании застыли бывшие сотрудники аппарата ЦК, КГБ, Патриархии и Небесной канцелярии. Залпы артиллерийского салюта сотрясли атмосферу Венеры, которая сразу же после вылета птицы перешла на жизненную орбиту Земли.Всепожирающее время.О воскрешении. Оно проходит так. Отлет, секунда (равная вечности), жизнь на Венере.У Старосадова стало легче на душе. Он еще раз осмотрел свою обувь: на левой ноге был черный ботинок с белым шнурком; на правой - белая кроссовка с черным.Пошел по анфиладе комнат. Вот тут сидел старик Аксаков и писал про ужение рыбы. Тут Гоголь читал об оживающих душах. Тут Гоголя совращали с художественного пути на мракобесный. И что вы думаете? Совратили! Дюже идейным стал. Как зависимый Виталий Третьяков от независимого Бориса Березовского.Внутренний монолог.Опять скрипнула эта чертова дверь, и вломившийся (а как еще можно назвать слоновью поступь) Дормидонт вскричал:- Дед, Павлина родила Савватия! Я только что звонил в роддом!Словно очнувшись, Старосадов спросил:- А зачем же ты искал бутылочку?- Я не искал никакой бутылочки. Я только что приехал с работы.- Любопытно, - сказал Серафим Ярополкович.Из коридора послышался голос жены:- Витя, ты сыт или будешь обедать?- Кто это "Витя"? - изумился новизне имени Старосадов.Дормидонт ударил себя в грудь:- Да это я, дед!- А-а...- Не узнал?- Нет. А ты кто?- Виктор. Твой внук.- Интересно. Очень интересно, - сказал Старосадов. - Впрочем, много вас тут развелось.И он уставился на вишню.Вошел Дормидонт, спросил:- Дед, ты не видел бутылочку Савватия?Старосадов попытался зафиксировать происходящее, но оно не фиксировалось.Время не останавливалось.