И Гум запрокидывает её одним движением как в танго, от чего она теряет равновесие, и оказавшись почти в невесомости, приоткрывает рот от удивления, который он как кляпом затыкает своим поцелуем!
Однако это её уже веселит, и она выдыхает воздух ему в рот.
Пхах, Гуми ты больной, дыши! Дыши, я буду аппаратом искусственного дыхания для тебя! Дыши! Дыши!
Ты дотошная, ты знаешь об этом! Разве трюк не удался? Смотри, я еще жив, это как вернуться из плавания; с водорослями в бороде, ракушками, известняком и пестрыми рыбками.
Не говори больше ничего, замолчи! Я прошу тебя, замолчи. Настроение ее меняется, она не хочет больше веселья; он возвращает ее в вертикальное положение.
Значит так, она кладет ладонь ему на грудь, пожалуйста, не нужно больше трюков, все устали, слышишь? Все очень устали, Гум.
А с чего ты взяла, что это трюки, я такой и есть, просто никому это в голову не приходит; я тебе не верю теперь, Лил.
Это что за новости, будто я детектор лжи.
Ты детектор лжи, он целует в губы, и еще раз и еще раз, она уворачивается.
Прекрати! Прекрати! Пообещай мне! Пообещай мне!
Что тебе пообещать, чертовка?
Что больше никаких трюков!
Ну, я не уверен в себе, дорогая, дети любят разные фокусы-покусы.
Нет, не нужно, правда!
Правда? Ты, похоже совершенно не уверена, ммм?
Нет, на этот раз все серьезно, она сдвигает брови и походит, думаете на кого (ага, на жандарма тайной полиции СС), тебе нужно измениться. Она спокойно обнимает его, и томно целует, Гуми слегка недоумевая такому повороту, выскальзывает из своей привычной оболочки.
Лил?!
Однако она не дает ему говорить, и опять целует его медленно и спокойно.
Лил, ах, Лил. Ну, если только ты меня будешь так целовать, обещаю, больше никаких трюков. И она вновь его целует томно и долго как на тренировке по виндсерфингу, когда останавливаешься на доске и погружаешься медленно в воду.
Лил, я скучал; скучал, я чертовски скучал!
Нет, ты лжешь, я знаю, тебе ведь не хватало лишь моего равнодушия. И она его целует в четвертый раз, и в пятый, и в шестой. И они целуются часов пять или шесть, пока в окнах напротив не стал гаснуть свет.
Лил, а что такое время? Есть оно вообще? И зачем его изобрели?
15.01.2019Лил, тебе все по гофре
Вот уже несколько недель она совершенно замкнулась, погрузилась в свои сатанинские книжки, которые я терпеть не могу, почти не разговаривает; не замечает, что происходит на улице; и вот теперь этот мой подаренный букет георгинов одиноко стоит как метелка на окне, она лишь раз подошла к нему; и очень печально рассматривала лепестки. «И откуда в ней эта возвышенная вселенская грусть? Задавался вопросом Гум, зачем ей это все, это знание, к которому она не готова, которое лишь подтачивает нежные соки её естества. И почему, ведь я не пастырь ей, направлять её? Я эгоист, может быть? Она держится стоически просто, так же точна и деликатна. Между богами и животными так мало разницы, а ей интересны спекуляции, умственные тупики, и ведь, не я подточил этот интерес; во мне нет чувства вины, не бывает раскаяния; увы, она такая же ледяная и циничная, может быть это я её сделал такой? Я видел лишь метафизический идеал, а она утонченная натура; полная жалости и сострадания, которой я не замечал? Я хотел видеть лишь экспансию логоса, хотел видеть молодую грацию бесчувственной жертвы, может быть? Однако это не так, и она прекрасно знает об этом, однако ответить и откликнуться не может; не хочет, не имеет права в силу социальных условностей, в силу солидарности с негласным табу; и все же она такое же неподдельное прекрасное дитя, и ни капли не меняется, однако эта серьезность. И в моем люблю она видела курьезный миру случай, лишь повод к наслаждению, игре, и плутовству? Она не знает о моих чувствах, я почему-то считал, что идеал это некая константа, это монолит, однако экспоненту времени, я не учитывал? Черт подери, Лил! Как давно мне хотелось тебе сказать о моих мучениях, как я не находил места себе в этом замкнутом круге, как рисовал эти сцены холодного бескомпромиссного торжества; и руки, я столько раз ловил себя на мысли, что руки, твои руки Лил, столь прекрасны и женственны (она и об этом, наверное, забыла), изящны и красивы; посвящал им целые главы, доказывал теории перед судом присяжных; ей диковинно это, наверное, вернее, ей это неизвестно, будем полагаться на неизвестность и её доверчивость».