Струна нерешительно застонала Умолкла
Здорово поет! Странно, только что и лыка не вязал!
Это пойдет, усмехнулся я. Как буря начнется, запоем хором. А меня воспевать не надо. Договорились?
Отвернулся, долго возился с кифарой.
Выпрямился.
Нет, ванакт. Не договорились. Воспевать тебя, так и быть, не стану, а вот спеть о тебе Это придется. Ведь дело не в тебе самом.
Тут уж я задумался. Не во мне? Да, пожалуй. Не во мне. И даже не в Агамемноне с его мечтой о Великом Царстве от песков эфиопских до льдов гиперборейских.
Ты хочешь сказать, Эриний, что наш поход изменит мир?
Он ответил не сразу. Наверное, тоже думал.
Уже изменил, ванакт Диомед! С чем бы вы ни вернулись, жизнь больше не будет прежней.
Я кивнул, соглашаясь, и внезапно понял: мы оба с ним трезвы.
* * *Кто ты, Эриний?
Изгнанник. Как твой отец. Как и ты сам.
Дальше спрашивать не стоило. Дорогой, шитый серебром фарос, сбитые сандалии и гордость, не позволяющая просить подаяние. Наверное, таким был мой отец, когда вошел в Микенские ворота славного города Аргоса. Хотя нет, отец был в доспехах. Во всяком случае, таким его запомнил дядя Эгиалей. И другие запомнили.
И все-таки, не удержался я. Почему ты стал аэдом?
А ты бы пошел в наемники, ванакт?
Странно, мне казалось, что рассвет уже близко. Но время тянулось, волны одна за другой накатывались на равнодушный песок, пахло смолой и водорослями.
Какая долгая ночь!
Наверное, вздохнул я. Это единственное, что я умею. И что умел отец.
Эриний кивнул. Конечно, он помнил, кто таков Тидей Непрощенный. Жаль, что я не знаю, откуда взялся Эриний Таинственный.
Из темноты донесся знакомый смешок.
Аэдом быть нетрудно. Надо только не ссориться с кифарой и помнить об оторванной руке.
К-как? поразился я.
О руке, ванакт. Оторванной. Или глазе. Выколотом, естественно.
Внезапно мне показалось, что я вновь мальчишка-первогодок, только-только взявший в руку деревянный меч. Удар слева, удар справа, копье над головой
Он, кажется, понял.
В каждом деле свои хитрости, ванакт. Если я, скажем, начну хм-м-м воспевать Агамемнона с того, как он могуч и силен, сколько у него, э-э-э-э, быков круторогих и телиц млечных, а затем перечислю всех его предков, начиная с Пелопса и Тантала, как думаешь, станут меня слушать?
Агамемнон станет, усмехнулся я.
Разве что. А вот от всех прочих я не получу даже обгрызенной кости. А вот если иначе
Он на миг задумался, рука коснулась сумки с кифарой. Коснулась, отдернулась.
Черная весть принеслась из Микен, крепкостенного града,
Славного града, великого, первого в землях Ахейских,
Страшная весть: спит во гробе Атрей богоравный,
Братом родимым убитый безбожным, распутным Фиестом.
Царскою кровью залиты ступени высокого трона,
Скиптр окровавленный пальцы злодея сжимают
На этот раз он не пел просто проговорил, не спеша, нараспев.
Помню, вздохнул я, помню
Мы были тогда в одном переходе от Аргоса. Меня разбудили, и я долго не мог понять, почему гонец с трудом выдавливает слова, почему заикается
и белым как смерть было лицо Агамемнона, когда шагнул он мне навстречу в воротах Лариссы.
Я тебя понял, аэд, наконец проговорил я. Оторванная рука значит, следует начать с чего-нибудь плохого, чтобы вызвать у слушателей сочувствие, так? Только ты скверно выразился, Эриний. Очень скверно!
А если бы он решил спеть обо мне? С чего бы начал? Наверное, с элевесинского огня, с отчаянного, смертного крика тети Эвадны, с запаха тлена, сменившегося тяжелым духом горящей людской плоти.
Да, с элевсинского огня. Герою следует оторвать руку
Скверно, откуда-то издалека донесся его спокойный голос. А что ты говоришь своим воякам, ванакт, когда посылаешь их в бой? «Славу в веках завоюйте, о грозные воины!»? Или попросту: «Выпустим этим сукам кишки!»?
Он был прав. В каждом ремесле своя хитрость. Со стороны на такое лучше не смотреть. И не слушать.
А что еще надо помнить, Эриний? Кроме руки?
Аэду? В голосе его промелькнула насмешка. Ну, не так уж и много. Ты когда-нибудь ел слоеный пирог, ванакт? Сверху свинина, под ней жареные дрозды, внизу, скажем, осьминоги. Так и в песне. Сначала о боях, затем о чем-нибудь веселом, чтобы слушатели отдохнули. Ну а потом что-нибудь умное. О богах, например. И все сначала.