Там был еще один, тоже в гостях, который хотел взять её к себе. Но он такой же как и я бездомный бесправный гость, без вида на собственный уголок в этом мире.
Пока не пришёл Главный её все гладили, ласково разговаривали с ней, заигрывали, поили и кормили. А она валялась на диване, бегала по дому, играла, и регулярно подбегала ко мне и совала мне в руки свой благодарный счастливый нос. Как я не объяснял ей, что вот они её новые благодетели, а я лишь передаточное звено, случайный элемент цепочки Она всё равно чётко выделяла меня. Ведь это я забрал её из автобуса и привёл сюда. В свет. В тепло. В счастье.
Я оделся и позвал её за собой.
И она пошла!
Сразу!
Беспрекословно!
Абсолютно доверяя мне, тому кто её так быстро и так легко приручил, используя всего навсего случайную цепь привходящих обстоятельств.
Всё кончается однажды.
На этот раз цепь удачных совпадений оборвалась сразу и навсегда.
Мы идём по мокрому липкому водно-снежному покрову ледяной от холода улицы, по её свеженаметённым сугробам.
Я звоню то в одну, то в другую, жутко дорогую, узорчатую дверь.
Иногда мне отвечают, но услышав просьбу приютить её хоть на пару дней отвечают жёстким отказом.
Иногда нас посылают сразу далеко и жёстко.
Я не в силах объяснить ей, что мир жесток.
Что она действительно опасна для окружающих людей.
Что её родственники дальние и близкие немало сделали для того, чтобы сейчас ей все отказывали.
Она очень открыта, прямолинейна, абсолютно доверчива и дружелюбна.
Она видимо воспитывалась там, где людей бывало много и где все её щенка еще ласкали и гладили.
Она откровенна и бесхитростна.
Если ей плохо, она сразу сообщает об этом.
Она бегала по автобусу от одного пассажира к другому и заглядывала всем в глаза.
Она откровенно просила еду!
Она откровенно хотела пить.
Она очень устала и замёрзла.
Она садилась только на кресла, она не ложилась на пол.
Она очень ухожена, уши правильно и своевременно купированы, она вычесана, на ней ошейник. Она прекрасно знает команды «Сидеть!», «Фу!», «Лежать!», «Ко мне!».
Она четко понимает всё, что я ей могу сказать жестами.
Но я ничего толком не могу ей объяснить.
Что я уже вырвал ей трехчасовую передышку.
Что она уже и поела и погрелась, и попила, что теперь ужас возвращается, и последнее, что я мог сделать для неё это рассказать о ней другим людям.
Но и в этом я мало что могу.
Мне нельзя ходить в Интернет там, где я был в гостях.
Я тайком пробрался в Интернет с чужого компьютера, по пиратски залез на свою страничку и вывалил туда в считанные мгновения фото и короткий рассказ о ней.
Дал свой мобильный и надеялся: «А вдруг?»
Но я не могу объяснить ей, что такое модератор, и почему он может не пропустить материал «в свет».
Время шло, а, как потом выяснится, публикация та так и не попала в «эфир». Сказали, что это другая рубрика.
А когда я беспрекословно сменил «рубрику», материал всё равно не увидел света. Теперь его просто «забыли» промодерировать. И в рубрику загнали такую, где никто её толком не увидит. Видимо «там» решили, что и материал о ней опасен читающей публике не меньше, чем она сама.
Но это всё случится уже позже.
Пока я надеюсь, что материал опубликован, что кто-то нужный чудом прочтёт о ней и поможет распространить информацию дальше. Что вдруг зазвонит на моей шее мобильный и из трубки назовут её имя и расскажут о том, что с ней случилось.
А пока мы идём по длинной длинной, улице городка, и я всё звоню и звоню в эти такие благополучные, такие тёплые, такие добротные особняки. Мы заходим в домики охраны, и я пытаюсь пристроить её хоть на пару суток, пока откликнется Интернет. А вдруг
Но сегодня это волшебное, это великое «а вдруг» не срабатывает.
А вдруг просто не происходит.
Я сам стал ненадолго её «а вдруг» в автобусе, где она откровенно погибала.
Такая доверчивая, прямолинейная, открытая.
В автобусе, где она, съев мясо из моих ладоней, положила мне лапы на колени и стала плакать, рассказывая о том, как ей холодно и голодно в это жуткое время, когда хороший хозяин
Я не мог рассказать ей об Антуане де Сент Экзюпери, и о том, почему мы в ответе за тех, кого приручили.
Всё что я смог для неё сделать это дать ей немного чужого тепла и уюта, чужой воды и дивана. Познакомил с теми, кто в общем-то мог бы её пожалеть и спасти.