Одетая в лохмотья, с длинными седыми свисающими клоками волос и каким-то странным взглядом.
Сигрид раньше не встречалась с ней, однако ей было известно, что многие обращались к пророчице, прося предсказать будущее и защитить от опасностей и болезней. Поговаривали, что кое-кто посещал ее с целью приобрести любовный напиток или наложения заклятия против врагов своих.
Но в последнее время, после прихода Олава Харальдссона к власти, тропинкой к ее хижине люди стали пользоваться реже.
Когда она вошла в дом, комнату заполнил тошнотворный запах. Сигрид тут же подумала о необходимости пойти потом в баню. Но тут же зажала рот ладонью, испугавшись мысли, что может сказать нечто подобное и оскорбить женщину, наделенную магическими силами.
Эльвир приветствовал ее несколько многословнее, чем того требовала вежливость, и пророчицу проводили на почетное место. Там она уселась, опершись руками на свою клюку. Пронизывающие насквозь глаза скользили по присутствующим, переходя с одного человека на другого. Взгляд задерживался на некоторое время на каждом, но ни одного слова не было произнесено.
Сигрид вздрогнула, когда очередь дошла до нее. Во взгляде было что-то пронзительное, словно это ужасная ведьма читала ее сокровенные мысли.
Наконец она заговорила. Грубым и невнятным голосом. Слова вылетали изо рта медленно и угрожающе, а взгляд сверлил присутствующих.
— Боги возмущены, — заявила она. — Сам Один ходит по окрестностям. Из дома в дом, чтобы наказать тех, кто отвернулся от истинной веры.
Она заговорила громче:
— В последний раз он посетил Бю, этот одноглазый бог, одетый в черный плащ, похожий на безлунную ночь. Хозяйка в Бю приняла крещение, и он направил свой беспощадный палец на нее. Спустя три дня она лежала холодной! — Последнее слово она произнесла резко.
У многих людей, находившихся в доме, по спине поползли мурашки. То, что хозяйка хутора Бю недавно скончалась, знали все. Но лицо Эльвира, сидевшего, подперев подбородок рукой, и смотревшего на нее, совершенно не изменилось.
Она тут же повернулась к нему и костлявым пальцем указала на него:
— Ты, — крикнула пророчица. — Ты, раньше приносивший богам богатые жертвы, изменил им.
Тогда со скамейки поднялась мать Эльвира Тора и, осенив себя крестом, произнесла:
— Во имя Иисуса Христа.
Колдунья вскочила, полная злобы. На нее посыпались проклятия, пока она, сверля глазами Тору, шла к двери. Эльвир даже не остановил ее.
Но только она вышла из дома, с улицы послышался крик, заставивший всех вскочить со своих мест. И прежде чем кто-нибудь из них успел выбежать во двор, узнать, что случилось, в дом, пошатываясь, вбежала Гюда дочь Халльдора, за которой ввалилась одна из служанок. Зубы во рту Гюды так стучали, что она не могла произнести ни слова.
— Ей что-то привиделось, — сказала служанка, она была не очень испугана.
Сигрид попыталась успокоить Гюду, но прошло много времени, прежде чем та пришла в себя и смогла рассказать, что случилось.
Они выходили из кухни, сообщила служанка, когда колдунья пересекала двор.
Рассказ продолжила Гюда:
— Она уставилась на меня, затем подошла, схватила за руку и пальцем своим показала в сторону.
«Смотри, — сказала она. — Видишь, он идет там!»
Я взглянула в направлении ее пальца и увиделаего . Был он старым, согбенным и опирался на посох. На лице был шрам, словно его поцарапал медведь. И внезапно он исчез на моих глазах.
Гюде снова стало плохо, и она зарыдала.
— Ты тоже видела? — спросил Эльвир, обратившись к служанке.
— Нет, — ответила та. — Но я слышала, что говорила пророчица о нем, когда он пришел.
Тора побледнела.
— Это был Тронд Хака, — воскликнула она, — мой дед.
Беспредельное чувство ужаса охватило всех.
А Тора снова осенила себя крестом.