Недалеко от острова Веры вдоль берега в лесу была небольшая каменная гряда, у подножия которой обнаружились огромные заросли черничника. Отряд на пять минут, спонтанно остановился в этих зарослях. Уж больно привлекательно выглядели крупные ягоды, что пройти мимо них было преступлением. Мне ягод уже не хотелось. Сбросив рюкзак, я полез на эту гряду. Сверху она напоминала миниатюрную копию Великой Китайской стены. Вновь душу захлестнула такая необъяснимая тоска о чем-то нечаянно забытом. Словно бы я дал обещание и спустя долгое время забыл о нем. Закрыл глаза. На мгновение показалось, что я знаю каждый сантиметр этой развалины и могу с закрытыми глазами найти любую дорожку к озеру.
Вдоль перевала гряды тянулась заросшая кустарником тропка, как дорога к смотровым площадкам на стене. Я пошел по ней в сторону озерного мыса и на крайнем камне этой природной постройки, а может, вовсе и не природной, перед спуском к озеру увидел девчонку лет тринадцати, сидящую на нем и плетущую из цветов венок. Длинные русые волосы были уложены в плотную косу до пояса, голубой спортивный костюм, китайские кеды. Ничего особо привлекательного. Глянув на нее, я сразу понял, что она не из нашего отряда, а, скорее, местная. Вокруг озера всегда много отдыхающих. Она повернула голову в мою сторону и слегка улыбнулась. В животе екнуло: я ее давно знаю А может, нет, не уверен. Но было в ней что-то до боли знакомое. Даже имя откуда-то из глубины памяти для нее пришло на ум Росана. Странно. Ее голубые глаза отражали небо, и от этого казались еще ярче, веснушками усыпанные щёки не портили, а наоборот, дополняли общее хорошее впечатление. Даже немного располагали к общению. Посмотрев на мои бинты, она участливо поинтересовалась, болит или нет, а потом серьезно сказала:
Я здесь живу недалеко, и за островом Веры знаю один незаметный постороннему глазу родник, вода которого может быстро заживлять раны. Попасть к нему сложно, но конечно, можно.
Она протянула указательный палец на берег вдоль острова и как бы дала мне направление движения. Потом разгребла ногой верхний слой старой хвои на дорожке и на образовавшейся площадке земли нарисовала примерную схему берега. Место родника указала крестиком. Я, конечно, ориентировочно запомнил схему, но в душе посмеялся над ее полной уверенностью в том, что родник чуть ли не с волшебной водой. Она, похоже, разгадала мою ухмылку и произнесла ошеломляющую фразу:
Можешь и не слушать меня, но запомни, что глупые всегда ждут подсказок, а умные до всего доходят самостоятельно.
С этими словами она надела на голову законченный венок и быстро побежала по тропе вниз к берегу, что-то крича на ходу. Из обрывков ее фраз я услышал и понял только, что какая-то Ирис передает мне привет. Я ни разу не слышал такого имени и подумал, что она меня с кем-то перепутала, или, может, просто не расслышал его правильного произношения. За грядой с другой стороны раздался звук свистка старшего, а это обозначало, что все должны собраться и двигаться дальше.
Так, короткими перебежками, мы добрались до нашей поляны, но она оказалась занята другой группой туристов из соседнего города. Физрук, сопровождавший нас, сказал, что есть поблизости еще одно хорошее местечко, и мы поплелись за ним. Действительно, перейдя речушку, скорее ручей, ближе к Мухоринской бухте, практически у ее края, мы набрели на уютную полянку, на которой, к нашей радости, никого не было.
Всё было по-старому, прошлогоднему, сценарию: расчистка поляны от шишек, установка палаток, сбор хвороста и готовка запоздалого обеда. У каждого к вечеру до ужина оставалось личное время на купание, игры в мяч, ловлю раков, рыбалку, сбор ягод и прочие развлечения, возможные в походных условиях. Небо было малооблачным, но белые небесные барашки летели по небу всё стремительнее. Ветерок с бухты приносил малоприятный запах болотистой атмосферы, комаров и подсознательное ощущение присутствия чего-то темного, тяжелого, туманного В общем, словами это не объяснить, но в душе это что-то находило свой отклик.
Купаться со всеми я не пошел, только ополоснул кеды, замазанные черной илистой грязью еще во время прохода через эту речку Бобровку. Вернее, даже не через нее саму, а через заболоченную низменную пойму. Мы скакали по кочкам и по веткам, в густых зарослях цветущего иван-чая едва находя тропу, ежесекундно чавкая ногами по грязи и черпая обувью эту вонючую жижу. Зайдя после походного обеда в воду, я пополоскал пропитанные грязью и потом кеды, не снимая с ног, огляделся. Левее нас начинались бескрайние заросли камыша, а из воды между ним торчали сухие обломки берез. Безрадостная картина. Эти погибшие в воде березы напомнили мне кладбище со старыми, покосившимися крестами.