Угощайся, говорит, я знаю, ты ведь любишь брусничку. Подставляй руки.
Я так и опешил. В тот момент, когда он это произнес, я вспоминал родню из Новосибирска, у которой всегда в погребке была моченая брусника, и, когда я раньше с дедом и бабушкой приезжал к ним в гости на время каникул, они всегда ставили на стол вазочку с этой брусникой. Я очень любил ее и поглощал с такой скоростью, что у тетки за неделю нашего пребывания всегда освобождалась трехлитровая банка такой вот моченой ягоды. Дед протянул мне корзинку, насыпал полные пригоршни ягод и добавил:
Когда встанете не стоянку, не поленись, сходи на Заозерный хребет, он недалеко от палаточного городка будет. В гору ведет тропа, она и приведет к вершине с голыми скалами. В народе ее называют Королевой. Там вокруг очень много этой брусники на солнечных местах. Только приходи пораньше утром, сразу после завтрака, а то в обед будет жарко. Может, еще и увидимся
оз. Тургояк, брусничник
Сказав это, он улыбнулся, встал с дерева и побрел в противоположную от нашего отряда сторону, напевая себе под нос какую-то народную припевку. С меня вдруг спало оцепенение, я крикнул вслед ему «спасибо» и пообещал сходить. В голове было ощущение, что другого я и не смог бы сказать. С брусникой я вернулся на тропу. Получил выговор за отлучку от отряда, но откупился от воспитателя ягодами. Она удивилась, откуда в низине перед горой взялась брусника, но я про старика ничего не сказал. Все взвалили рюкзаки на плечи и тронулись дальше по тропе, ведущей на подъем вверх, через отлог Липовой горы.
Спускаться было намного веселее, но в порыве веселья я неаккуратно ступил на корень огромной сосны, заросший мхом, тянущийся поперек тропы, и резиновая подошва кед на влажном мху потеряла сцепление. Полет был коротким, но жестким, и я даже не успел сообразить, что произошло, как оказался на пятой точке. Автоматически упершись руками в лесную подстилку, я почувствовал резкий укол в ладонь и, отдернув руку, увидел кусок стекла от разбитой бутылки, валявшейся в траве на обочине. Яркая, алая теплая струя заполнила ладонь, стала стекать по руке на локоть и капать в траву. Голова закружилась. Не от того, что было больно, а, скорее, от наблюдаемого кровяного озерка на ладони. Я выдернул осколок, стряхнул с руки кровь и большим пальцем свободной руки зажал порез.
Воспитательница, замыкавшая колонну, догнала меня, сидящего в кустах около тропы. Правда, она не сразу поняла, в чем дело, но, разглядев, побледнела, пошатнулась, но не упала, а уперлась рукой в ствол сосны. Видимо, ей стало сильно жалко меня, так как из ее глаз хлынули слёзы. Как бы сказал сейчас мой дед, «женская сентиментальность». Кто-то из впереди идущих разнес эту новость, и уже рядом оказался физрук с ватой, йодом и бинтами. Рана была неглубокой и после обработки и бинтования все двинулись дальше. Физрук еще полчаса потом ворчал, что туристы-дикари совсем потеряли совесть, если бьют стеклотару в лесу по пути следования. У меня за плечами остался только рюкзак, а руки освободили от всякой дополнительной ноши. Ступал я по тропе теперь более осмотрительно. Бинт на ладони намок и стал красно-коричневого цвета. Рана ныла, как обычно ноют все порезы и ссадины. Я, в общем-то, давно привык к подобным мелким травмам и мало обращал на них внимание. По словам мамы, на мне всё заживало как на собаке.
Закончив спуск, мы приблизились к береговой линии озера, и дальше тропа повела по краю леса. Огромные каменные джунгли покрывали берег. Нагромождения глыб, вылизанных водой и временем, создавали впечатление, что это были древние развалины от кладки замка или чего-то подобного, но не менее величественного, разрушенного во времена еще более древних эпох. Проходя мимо этих развалин, я почувствовал, как в районе сердца что-то сжалось и заныло. Это было не физическое ощущение, а, скорее, душевное. Как будто что-то или кто-то проснулся под сердцем и начал тревожно дергать за невидимые ниточки осознания.
Недалеко от острова Веры вдоль берега в лесу была небольшая каменная гряда, у подножия которой обнаружились огромные заросли черничника. Отряд на пять минут, спонтанно остановился в этих зарослях. Уж больно привлекательно выглядели крупные ягоды, что пройти мимо них было преступлением. Мне ягод уже не хотелось. Сбросив рюкзак, я полез на эту гряду. Сверху она напоминала миниатюрную копию Великой Китайской стены. Вновь душу захлестнула такая необъяснимая тоска о чем-то нечаянно забытом. Словно бы я дал обещание и спустя долгое время забыл о нем. Закрыл глаза. На мгновение показалось, что я знаю каждый сантиметр этой развалины и могу с закрытыми глазами найти любую дорожку к озеру.