Механические уборщики, поскрипывая железными узлами-суставами, сновали тут и там, но мусора накопилось столько, что их труд казался незаметным. Он был подобен капле в этом море зловония. Время от времени нам навстречу попадались управляющие роботами техники в шипастых респираторах на лицах, и их пустые взгляды не выражали ничего, кроме безразличия.
Из-за переизбытка углекислоты смрадный воздух проникал в мои легкие опасливо, словно вор в чужое жилище, и вскоре я почувствовал усталость.
«Куда ведет меня этот старик? подумал я, переставляя ноги. Если все будет продолжаться в том же духе, я вскоре увижу врата ада».
Уже скоро, не оборачиваясь, сказал мне он. Потерпи еще немного.
Удивившись его проницательности, я нашел в себе силы на несколько шагов, и вот мы остановились у небольшой двери, прикрывавшей вход в подвал какого-то мегаскреба. Старик толкнул ее костлявой рукой, и перед нами открылся темный, низкий и узкий проход, ведущий куда-то вниз. Согнувшись вдвое, он протиснулся в него первым и растворился во мраке. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.
Рискуя разбить себе голову о какой-нибудь выступ, я брел во тьме, выставив перед собою руки, и ориентируясь лишь на его шумное дыхание. Вскоре непроницаемая темнота сменилась полутьмой, и мы оказались в комнате, где единственным источником света служило небольшое сквозное оконце под потолком. Следы копоти вокруг него говорили о том, что оно использовалось еще и в качестве дымохода. Словно в подтверждение моей догадки, под ним стояла мятая ржавая бочка, накрытая прогоревшей решеткой, видимо, служащая здесь чем-то вроде печи, при помощи которой старик обогревал каморку и готовил себе нехитрую еду. Из нее, едва уловимой струйкой, сочился сизый дымок.
Он кинул в бочку несколько пригоршней какого-то мусора, затем встав на колени, раздул тлеющую золу и закашлялся. Пока огонь неспешно разгорался, не было произнесено ни слова. Но, как только пламя набралось сил, и в каморке стало светлее, я решил начать разговор первым:
Как звать тебя, отец?
Кто знает меня, зовет Простак, он встал и приложил ладони к теплому боку бочки. Хотя, по правде говоря, меня почти никто не знает
В свете огненных всполохов я разглядел неподалеку от нее толстый, накрытый большим одеялом с пестрыми заплатами прямоугольный лист пластика, видимо, служащий ему постелью.
На что же ты живешь, Простак? я обвел взглядом его жилище. Судя по этой комнате, ты должен голодать
Отец небесный питает, после минутного раздумья откликнулся тот, с тех пор, как меня перестали пускать в Реформистскую церковь на шестой улице, где раньше я мог пообедать.
Отчего же тебя больше не пускают туда?
Да лезет в башку ерунда всякая. Видения
Видения?
Да-да, видения, улыбнулся он, и в его очках блеснули красно-желтые языки пламени.
Только сейчас я заметил, что у них не было левой душки, и держались они, на его голове, за счет тонкой засаленной бечевки. Простак показался мне таким знакомым. Обычным использованным жизнью и выброшенным на ее задворки стариком с засаленной бечевкой на очках вместо дужки. Таких и в моем мире было немало.
Ты слышал о легенде о Прометее? вдруг спросил он.
Да, в детстве. В ней говорится о титане, который подарил людям огонь. А что дальше не помню.
И за это разгневанный Зевс, Простак сел на заплатанное одеяло и, жестом предложил мне последовать его примеру, приказал Гефесту приковать Прометея к скале. Каждый день к титану прилетал орел и выклевывал у него печень, но за ночь печень восстанавливалась, и его мучения повторялись снова и снова, до тех пор, пока не пришел Геракл и не освободил его
К чему ты клонишь, старик?
Мало того, не ответив на мой вопрос, продолжал он, что из этой легенды становится ясным: древние греки знали о регенерации клеток печени, хотя у них не было для этого сложных медицинских устройств, но суть не в этом, она в том, что мне открылось в одном из моих видений, он понизил голос до шепота, сложив руки у сердца в молитвенном жесте. В нем древние греки предсказывали пришествие Иисуса. И мне стало абсолютно ясно, что это так, словно я всегда знал об этом, а потом забыл. Огонь божественное сострадание, которое согревает всех, распятый Иисус на Голгофе есть прикованный к скале Прометей, клюющий его печень орел копье легионера Леофанта, проткнувшее печень Иисуса!